Немного больше, чем любовь

– Пашка! – заорал Елисей, явно обеспокоенный поведением брата.

Где-то совсем рядом мяукнула испуганная кошка. Павел резко оглянулся, оступился и кубарем скатился вниз, в колючие заросли ежевики.

– Живой? – раздалось над его головой.

– Елисей, прекрати! – мягко попросила Агата и обратилась к младшему брату: – Ты как?

– Жить буду… – буркнул Пашка и поднялся, осторожно оценивая повреждения. Их было не так уж и много – расцарапанные руки да глубокая ссадина на лбу. Даже штаны остались целы.

– Матушка нас убьет, – заметил Елисей. – Ты вообще о чем думал, когда на стену лез?

– Отстань, – отмахнулся Пашка. – Надо бы руки обработать.

– И лицо, – подтвердила Агата. – В машине есть аптечка.

– Ну вот еще! – возмутился Елисей, но его никто не слушал.

В машине Агата тщательно обработала раны на руках йодом, а лоб аккуратно промыла водой, заботливо купленной Елисеем в магазинчике неподалеку. В выходные дни аптека в городе не работала. Потом хмурого Павла силком потащили обедать. Настроение было испорчено, хотелось домой. Окутанный заботой Агаты, Пашка совсем расклеился, и даже ехидные реплики старшего брата не вызывали в нем никаких эмоций. А потом юноша посмотрел на сестру, на остывший тыквенный суп в ее тарелке – и ему сделалось очень стыдно. А еще больно. За Агату. И за Елисея, который разрывался между другом и сестрой, тоже.

– А давайте закажем торт, – предложил он.

Агата и Елисей переглянулись.

– Торт? – уточнил брат, смешно приподняв бровь.

– Торт, – подтвердил юноша. – Должен же у них быть небольшой торт?!

– Наверняка, – ответил Елисей и широко улыбнулся.

Торт, как ни странно, нашелся. Слоеный «Наполеон», украшенный сверху свежей садовой малиной. И ежевикой. Елисей коротко хохотнул и, отрезав большой кусок, предложил его сестре.

Агата с сомнения посмотрела на десерт.

– Слабо? – усмехнулся Елисей.

Девушка тяжело вздохнула и взяла десертную вилку…

А после все тревоги отступили. Сразу стало легко и немного наивно. Как в раннем детстве, когда нет хуже беды, чем разбитые коленки. Они хохотали до слез, уминая «Наполеон» и запивая его крепким кофе. Им было хорошо вместе. Так хорошо, что у Паши вдруг защемило в груди от острого счастья. Такого обманчивого. И потому опасного.