– А?
– У Николая дела, – Агата нетерпеливо передернула плечами. – Он приезжал на пару дней. И обещал приехать к Янову дню[5].
– Обещал?
– Он занят на кафедре.
– Ясно, – проговорил Пашка.
Ясно ничего не было. Павел никогда не лез в отношения сестры с Николаем Орловым, хотя, честно говоря, он всегда считал Ника немного занудным. Но сейчас Агата была явно расстроена.
– Умывайся и спускайся, – сказала девушка и улыбнулась, – а то тебе не останется оладьев. Твой брат не намерен ждать вечно. Дарс! Фу! А ну иди сюда!
Корги завалился на задние лапы и удивленно посмотрел на хозяйку, склонив голову на бок.
Агата нетерпеливо хлопнула по бедру, и пес, бросив на нее осуждающий взгляд, поплелся к двери. Бингли победно тявкнул, ткнулся мокрым носом в Пашкину щеку и поспешил следом.
Агата проводила собак строгим взглядом и, подмигнув брату, вышла, прикрыв за собой дверь.
Павел упал спиной на ковер и зажмурился, пытаясь вобрать в себя все то, что пережил их дом за время его отсутствия. В коттедже «Чайка» загрохотала от ветра крыша, заскрипели ступени под ногами Агаты, нетерпеливо хлопнула оконная рама. Где-то на чердаке жалобно завыл лысый кот Снежок…
Павел Колбецкий рывком поднялся, сделал пару махов руками, разгоняя по венам кровь, и направился в ванную.
– Солнышко мое, ты выспался? – спросила мама, едва юноша перешагнул порог столовой.
Отец оторвался от утренней газеты и широко улыбнулся, Елисей зафыркал и расплескал чай, заслужив осуждающий взгляд матери. И только Агата звонко рассмеялась.
– Солнышко, может, и выспалось, мам, – ответил Пашка и зевнул, – но я – точно нет. Мне кажется, я готов проспать все лето, даже не вставая.
– Через пару дней это пройдет, – авторитетно заявил Елисей. – А еще через неделю начнешь встречать рассветы на пляже. Да, Агата?
– Я их круглый год там встречаю, – заметила девушка и показала старшему брату язык.
Пашка тем временем занял свое место за столом, утащил сразу несколько пышных оладушек с изюмом с общего блюда и потянулся за банкой с вареньем. Мама наполнила его чашку кофе из фарфорового кофейника и подала молочник. От знакомого с детства вкуса оладьев и горячего кофе на душе сразу стало тепло и спокойно. Пашка даже зажмурился от удовольствия.
– Мама! Мам! – заорал Елисей. – Смотри! Он сейчас уснет.
Брат заканчивал третий курс университета. Учился он на отлично, подрабатывал, занимаясь с младшими школьниками математикой, снимал вместе с Николаем небольшую квартиру недалеко от кампуса и почти каждые выходные приезжал к родителям. Елисей так и остался домашним парнем, несмотря на способность легко сходиться с людьми. Кареглазый блондин, довольно высокий, он казался родным братом Агаты. Порода Колбецких прослеживалась в каждом его жесте, в каждом взгляде. И иногда Пашка замечал, как мама отводит глаза и украдкой смахивает слезы – с каждым годом Елисей становился все больше похож на своего дядю – отца Агаты, умершего семь лет назад. Признаться, самого Станислава Колбецкого Пашка помнил плохо: он был еще достаточно мал, когда все случилось; а вот Елисей переживал страшно, но глубоко внутри себя, боясь лишний раз потревожить родителей.