Месяц на море

22
18
20
22
24
26
28
30

– Хорошо. Ты никогда в энциклопедиях не встречал слово «феминизм»?

– Послушай, я прекрасно знаю, что это такое.

– Что? – Архипова повернулась к нему. Они сидели в почти пустом вагоне и проезжали в этот момент Лужники.

– Не надо мне устраивать экзамен.

– Сергей, то есть меня хейтить можно, а тебя нет? Так вот, феминистки как раз против подобной установки. Они за то, чтобы женщина была не объектом травли, пустых придирок, безосновательной, принижающей ее возможности и способности критики. Если мы дальше пойдем, то феминизм выступал за равноправие между мужчиной и женщиной, отрицая превосходство первых. Женщина – не зверек, которого надо дрессировать, поскольку других вариантов обучить его нет.

– Во-первых, что за «хейтить»?! Что за жаргон? И почему ты мне азбучные истины говоришь! – дернул плечом Колесников.

– Хейтить – ругать, ненавидеть, троллить… Молодежный жаргон. Теперешние взрослые дети массу слов употребляют иноязычных. Вырастут – пройдет. А пока путь бесятся. Во-вторых, какие такие азбучные истины? Тогда при чем тут лесбиянки?

– Ой, да все это рядом!

– Ты такой смешной в этом своем шовинистическом мужском упорстве, – рассмеялась Архипова. Она интуитивно вдруг поняла, как можно задеть Колесникова и как можно сбить с него спесь. Действительно, смех разозлил Сергея Мефодьевича. Он покраснел, отодвинулся от Архиповой, выпрямился и замолчал. – Зря обижаешься, – миролюбиво сказала Александра. – Вот я, как человек умный, люблю, когда меня просвещают. И как человек без комплексов, самодостаточный, не обижаюсь на такие вещи.

– Нормально так. За последние двадцать минут я оказался неграмотным, тупым, грубым, не самодостаточным шовинистом.

– Ну, выходит, так, – подтвердила Архипова, еле сдерживая смех.

– Тогда зачем это все… – Колесников развел руками.

– Чтобы узнать друг друга, наверное. Вот и узнаем. Ладно, перестань злиться и обижаться, я хотела тебе показать, что переделывать человека не только сложно, но и опасно. Все может вернуться бумерангом.

Колесников не ответил. Он смотрел в окно и думал: «Как с ней сложно! Очень высокого мнения о себе. И этим своим дедом, или кем ей он там приходится, гордится безумно. Можно подумать, что это она директор лицея! Кстати, надо будет и мне старые фотографии посмотреть. Может, тоже кого-то найду. Впрочем, у меня если и будет кто, так это в тулупе и босиком. Не графья мы!»

Колесникова почему-то очень впечатлили фотографии в старых широких деревянных рамках в гостиной Архиповой. Он так пожалел, что сам не додумался повесить такие.

– Смотри, мы подъезжаем. Это территория завода ЗИЛ, – сказала Архипова.

– Уж знаю, знаю, – снисходительно улыбнулся Сергей Мефодьевич. Он решил не обижаться на насмешливость Архиповой, но при случае ответить ей тем же.

Они вышли из поезда, сели на автобус, проехали пару остановок и вышли у метро «Коломенская».

– Нам не к парку, а в сторону улицы Высокой, – сказал Колесников и повел Александру дворами старых девятиэтажек. Архипова разглядывала газоны, аккуратные заборчики и изуродованные человеком лоджии добротных домов.

– Знаешь, в самом бедном доме Барселоны на балконе цветы. А у нас – старые лыжи и посеревшие от времени оторванные лет двадцать назад плинтусы. Жильцы раньше думали, что они пригодятся, а потом перестали думать и вовсе забыли про них. Вот они и торчат, «радуют» глаз.