Осколки грёз

22
18
20
22
24
26
28
30

– Опять мучит бессонница? – на секунду обеспокоенно, но сдержанно бросил мне Генри.

– Снова, – произнес я, уже смирившись с таким распорядком дня. – Зато посмотри, что мне удалось сегодня написать. Помнишь, я недавно закончил цикл своих картин? Так представляешь, эти работы раскупили все до единой буквально на следующий же день на одном из аукционов!

– Неплохо, неплохо, весьма неплохо. Ты не перестаешь меня удивлять. Твои картины хороши, поэтому такой интерес к ним весьма оправдан. Однако это не отменяет и того, что я все еще жду объяснений, Стэнли! Может, хватит ходить вокруг да около? Иногда мне кажется, что ты совсем забываешь о том, как здесь оказался.

Строгость черного костюма мужчины напрочь заслоняла пробивающиеся сквозь окна солнечные лучи Сан-Хосе, города, прозванного столицей Кремниевой долины. В этот раз Генри смог сочетать свое раздражение даже с одеждой. Вся энергичность и позитив, обычно излучавшиеся от его повседневной ауры, внезапно куда-то исчезли. Он сел на первый попавшийся не запачканный красками стул и решил продолжить сверлить меня свирепым взглядом уже сидя.

– Мне кажется, что я готов выйти в свет, на новый уровень, – неуверенно, но спокойно ответил ему я.

– Что ты только что сказал?

Генри подошел ближе ко мне, приложив руку ко лбу, видимо, чтобы проверить, не случилось ли у меня какого-то обострения из-за недосыпа.

– Тебе не послышалось. Я хотел сказать тебе об этом чуть позже, когда точно получу ответ от администрации, но ты сам все узнал.

– Хочешь сказать, что спустя два года ты решился сдвинуться с места? Святые небеса, неужели они услышали мои молитвы!

– Ты же скептик, Генри.

– После таких новостей не только в Бога поверишь, – минутное молчание сменилось победным ликованием. – Но почему именно Нью-Йорк? С нашими-то связями ты мог бы отправиться в любую точку мира, а не заезженный город небоскребов и свободы.

– На то были свои причины, о которых тебе не обязательно знать. Или мне все же стоит передумать?

– Иногда ты бываешь самой настоящей занозой в заднице. Ты же понимаешь, что меня тоже нужно вводить в курс дела? Твоя самодеятельность не прописана у нас в контракте.

Отчасти он был прав, но за столько лет я так и не смог привыкнуть к тому, что кто-то имеет надо мной власть.

Первые мои выставки после переезда проходили в пределах университета Синта Аведа в Сан-Хосе, где меня и заприметил Генри Рассел, которой впоследствии стал моим агентом, проводником в мир искусства. Он был вторым управляющим в компании «Велесарт», одной из крупнейших в Калифорнии, слухи о которой не раз мелькали в стенах кампуса. Наверное, каждый мечтал хоть раз оказаться в этом месте. Несколько месяцев после одобрения и утверждения моей кандидатуры на должность художника прошли как в бреду. Практически сразу же мы заключили договор о нашем с Генри дальнейшем сотрудничестве. Дни казались бесконечными за постоянными подписями и собраниями необходимых документов, но во мне только начинал разгораться интерес.

Первое время приходилось туго, потому что в кратчайшие сроки нужно было написать несколько работ для первого крупнейшего показа в картинной галерее. Поначалу я был всего лишь отвлекающим зрелищем перед настоящими звездами, но позже слава настигла и меня. Только я предпочел остаться в тени. Мне пришлось выбрать путь невидимки, навсегда забыть о том, кем я был на самом деле. Никто точно не знал, как выглядел известный художественный деятель, за чьи полотна боролись на голову отбитые олигархи со всего штата.

– Завтра вылетаем первым же рейсом. Нас встретят в аэропорту. Осталось решить вопросы насчет проживания. Займешься ими?

– Считай, что я уже решил эту проблему. В этот раз, старик, мы точно мелочиться не будем. Только сегодня я продал твое искусство за двести тысяч долларов! Объясни мне только одно, почему с такими бабками ты до сих пор здесь? – Продюсер закинул руки за голову, запрокинув следом на стол свои до блеска начищенные лакированные туфли.

– Ты же знаешь, что такая жизнь мне не по душе. Я не чувствую себя частью сборной элиты, которая только и делает, что раскидывается деньгами. Для счастья мне нужен только мольберт, пару красок, кисть…

«И Эмили», – вновь напомнил себе, будто опасаясь забыть ее имя.