Осколки грёз

– Мы тут все на взводе. Чарльз попросил нас собраться в главном зале. Он выглядел очень рассерженным. Если не хочешь попасть под горячую руку, то я бы посоветовала тебе поторопиться.

После того как меня утвердили на роль, я познакомилась с будущими коллегами, режиссером, помощником режиссера, художником по декорациям и главным постановщиком Чарльзом Брауном. Как я узнала позже, они с Оскаром дальние родственники. Несмотря на то что Чарльз был значительно старше нас, он всегда старался быть наравне с молодыми талантами. Он любил называть нас своими театральными детьми.

Концертный зал располагался этажом выше. Мы неспешно вошли в открытую дверь, через которую обычно заходили зрители. Слегка приглушенный свет в проходах навеивал мрачную атмосферу предстоящего разговора.

Внезапно прожектора развернулись к самому центру, отдавая блеклым желтым оттенком. Никто из нас не заметил стоящего в середине сцены Чарльза, расположившегося на одном из стульев прошлой постановки «Вишневого сада».

– Присаживайтесь, – устало проговорил он и направил свой взгляд в нашу сторону. Тревожное молчание повисло в воздухе на несколько минут. – Я пришел к вам с неприятной новостью. Есть большая вероятность того, что ближайшие выступления перенесут на неопределенный срок, или вовсе наши голоса больше никогда не прозвучат в этих стенах. Прежде чем вы захотите высказать свои возмущения, скажу, что я сам узнал об этом только сегодня и, увы, ничего не смогу с этим поделать. На днях должен приехать один из известных деятелей искусства, чтобы презентовать свои работы. Как оказалось, он забронировал за собой это место несколько недель назад. Смею заявить, что мистер Говард повелся на немалые деньги, которые ему предложили за аренду этой части театра. Однако мне все же удалось выбить для нас последнее выступление в выходные. Но это еще не все. Есть вероятность, что если мы не найдем нового инвестора, то в ближайшее время театр выкупят.

Каждое слово Чарльза отдавало звоном в ушах. Сердце билось в груди, предчувствуя наступающий конец.

Я оглянулась на всех, кто за последние месяцы стал мне родным. Все они были моей маленькой семьей, к которой я сильно привязалась. Разве путь к исцелению мог так просто оборваться?

– Нам нужно бороться! – выкрикнула я, поднявшись с сиденья.

– У нас нет таких денег, Эмили, и вряд ли они вообще появятся. Мы в дерьме, как вы любите говорить. Ходят слухи, что за театр предлагали свыше десятка миллионов долларов. Нам ничего не остается, как просто принять этот факт к сведению. Я могу лишь посоветовать вам приглядеться к новой работе в другом месте. Очень жаль, дети мои.

Чарльз медленно поднялся со стула и, не смея взглянуть каждому из нас в глаза, растворился за кулисами, как актер, навсегда оставивший свою роль.

Мы все сидели неподвижно до тех пор, пока постепенно зал не стали покидать актеры, погруженные в свои мысли. Хизер сидела рядом до последнего ушедшего, пока мы не остались одни.

– Это конец? – с отчаянием в голосе я спросила подругу.

Ответа не последовало. Ее карие глаза хватались за самое дорогое, что у нее было. Театр «Бомонт» мог стать для нее билетом в мир кино, о котором она так давно мечтала. Роли Хизер были культовыми и привлекали к себе внимание известных агентств, не раз пытавшихся выкупить ее как вещь. Она боялась стать марионеткой в их руках, поэтому считала эти предложения несуразными. Хизер хотела добиться всего своими силами в пределах этого дома искусства.

– Нам пора, – вскоре произнесла она, и мы покинули здание.

Направляясь домой, я погрузилась в свои мысли, которые были заполнены ноющей болью. Все, что я когда-то любила – театр, поэзию, Стэнли, Мию, – все так или иначе покидало меня. Они растворялись в воздухе, оставляя после себя лишь едкий пепел. Стоило мне прикоснуться к чему-то действительно дорогому, как в один миг я теряла то, что так и не смогла по-настоящему обрести.

Невыносимые и мучительные месяцы реабилитации Мии после операции привели к положительным прогнозам. Но так продолжалось до того момента, пока врачи случайно не обнаружили воспаление в ее легких, которое проходило бессимптомно на фоне поражения быстроразвивающейся пневмонии. Несмотря на это, она продолжала шутить и до изнеможения смеяться дни напролет, но я чувствовала, что внутри она тяжело борется. Я не могла смотреть на Мию без слез. В последний вечер я была рядом с ней. Ее шутки разбавляли напряженность, царившую в воздухе, но даже они не могли заставить меня перестать замирать от страха и смотреть на часы и кардиомонитор. Подруга боролась за жизнь до последнего, пока последний удар сердца не оставил после себя наступившее затишье.

После этого я еще больше возненавидела Стэнли за то, что он оставил меня одну, когда я так сильно нуждалась в поддержке. Мне пришлось одной заново подниматься на ноги, идти вперед и делать вид, что ничего никогда во мне не ломалось. Его молчание будило во мне старые чувства, которые то и дело норовили вылиться наружу. Каждый раз я заполняла эту гнетущую тоску строчками. Так я справлялась с грузом на душе, подбадривая себя тем, что мысленно Стэнли читал мои признания, теряющиеся между грудами бумаг на моем столе.

Глава 2. Стэнли

– Какого черта, Фриджерс? – мой арт-директор Генри Рассел с яростью влетел в студию. Бросив на стол стопку бумаг, он с недовольством ждал ответа. – Надеюсь, у тебя была веская причина.

Он пробежался глазами вокруг, пока его взгляд не остановился у стола, заставленного четырьмя кружками и заметными возле них пятнами.