Цена жизни

— Господа! — обратился к присутствующим герцог, взяв в руку бокал. — Сегодня мы с вами в пятьсот двадцать седьмой раз прощаемся с нашим сокровищем, нашей милой Брунхильдой, — послышались смешки, и герцог тоже улыбнулся. — Но в этот грустный праздник вспомним, что у нас есть поводы и для радости, а не только для печали. Господа! — воскликнул он, подняв бокал. — За Брунхильду!

— Хох! — рявкнули офицеры.

— За Ландсгут!

— Хох!

— За Баварию!

— Хох! — с каждым разом кричали всё громче и громче.

— Так выпьем же, господа! — и герцог молодецки опрокинул в себя бокал.

Торжественный обед начался и быстро покатился по тому пути, по которому обычно и проходят все офицерские обеды. Постепенно гости становились более раскрепощёнными, а голоса звучали всё громче. Бернар сидел в одиночестве с бокалом рислинга в руке, медленно потягивая вино и с интересом наблюдая за окружающими, некоторые из которых к этому времени уже изрядно раскрепостились. В один прекрасный момент, бросив взгляд на подиум, Бернар обнаружил, что герцог куда-то исчез. Почти сразу рядом с ним остановился лакей.

— Ваше сиятельство, следуйте за мной, — произнёс лакей, и не оглядываясь, направился прочь. Бернар сунул бокал ближайшему официанту и двинулся следом. Путь был недолог и окончился в небольшой гостиной, где и обнаружился герцог.

— Ваше высочество, — поклонился Бернар.

— Здравствуйте, граф, — приветливо поздоровался Оттон. — Прошу вас, присаживайтесь. Как вам понравился Регенсбург?

— Чудесный город, ваше высочество, — вполне искренне ответил Бернар. — Очень напомнил мне наш Кохеме, каким он был когда-то.

— Я знаю вашу историю, — кивнул герцог. — Уверен, что вы в самом скором времени наведёте там порядок.

— Во всяком случае, наша семья приложит к этому все силы, ваше высочество.

— А кстати, дорогой граф, удовлетворите моё любопытство — ваши сёстры в самом деле приезжали, или же это было всего лишь блефом? Я полагаю, сейчас это уже не секрет.

— Мне и самому было бы интересно это узнать, ваше высочество, — ответил Бернар. — Я задавал этот вопрос племяннику, но он отказался отвечать. Сказал, что он вполне доверяет моему умению держать язык за зубами, но меня может спросить об этом кто-нибудь, кому я не смогу не ответить.

— Кто-нибудь вроде меня, — хмыкнул Оттон. — Какой, однако, продуманный юноша. И какое впечатление сложилось у вас о вашем родственнике?

— Если коротко, то он, безусловно, человек чести, — твёрдо сказал Бернар. — Его простому «да» я доверюсь больше, чем письменным обязательством многих знакомых мне дворян.

— И он использует вас для продвижения интересов княжества в империи, не так ли, граф?

— Не совсем так, ваше высочество, — вежливо возразил тот. — Я не продвигаю интересы княжества, а представляю их — это очень разные вещи. Наша семья — верные подданные империи, и продвижение интересов иностранной державы для нас совершенно неприемлемо. Это во-первых, а во-вторых, это взаимно — Кеннер точно так же представляет в княжестве интересы империи. Наше родство просто делает нас удобными посредниками.