– Подумай хорошенько, женщина, – прорычал Маккалох. – Этот гад из Кайнтукки думыет, будто священную миссию выпылняет. Считает сыбя умным и чует запах золота. Я не смогу защитить, если тыбя спымают в пещере или в лесу. А что будет тыгда с твоим мальчиком, подумыла?
Я снова покачала головой, на этот раз давясь слезами. Нет, не подумала.
– Ничего. Он не м-мой… мальчик. Принадлежит мистеру Расселу. – И я вытерла слезы рукой.
– Уже мне. Я его выкупил полгода назад.
Я нарушила правило не смотреть в глаза белым мужчинам. Впрочем, Маккалох как раз оглянулся.
– Вы? В-вы-купили его?
– Да.
– Значит, он ваш.
– Нет. – Маккалок помолчал мгновение. – Он твой. Ты привела его в этот мир и позаботилась о последнем вздохе его матери, хоть вы и враждовали. Ты кормила ребенка грудью, и ты… единственная мать, которую он знает. Но ты упрямица, Мариам Грейс, к тому ж беспечная. Да еще с тыкой яростной волей. Я знаю… – Он смолк. – Я прошу тыбя об одном. И хорошо подумый, прежде чем ответить.
Мальчик забеспокоился, и мы оба, испугавшись, замерли над ним. А он, как всегда, скинув одеяло, лежал на спинке, его круглый животик мягко двигался вверх и вниз, а ротик был открыт. Малыш похрапывал. Не удержавшись, я хихикнула и похлопала его по животику, чтобы успокоить. Он вдохнул, причмокнул губами, его крошечные веки затрепетали. Александр даже не почувствовал, что я тут.
– Замечательный парень, – прошептал Маккалох. Он стоял так близко, что я чувствовала его дыхание на своей шее.
Он должен был расти со своими красивыми молодыми сильными родителями… с Нини, прекрасной лицом и телом… но она ушла. С Недом, чье тело и любовь я делила с ней. Его широкую грудь и спину, сильные выразительные руки с длинными пальцами, глубокий голос… он тоже ушел. Мой маленький Эдуард, мой малыш тоже мог бы стать прелестным, если б оказался сильнее, если б его не пожрала болезнь.
– Я знаю, ты хочешь бежать. Невозможно помогать всем этим страждущим, не желая при этом вкусить свободы самой. Ты сильная и мудрая. У тебя есть ремесло, которое поможет тебе устроиться в дальнейшем. Если я дам вольную тыбе и Александру, ты уедешь с ним на север… известными дорогами… воспитаешь его, выучишь? Твой проезд я оплачу. И ни гончие, ни охотники тыбя не выследят.
Он вздохнул, поник плечами. Вид у него был усталый.
Маккалох прижал тыльную сторону ладони к щеке Александра.
– Я стар. И хочу снова увидеть Кардонесс. Я не рабовладелец, да и не был никогда им. Так, имелся в Шотландии кое-кто в подчинении для всяких работ… в результате самого чуть в крюк не согнули. И людей моих всего лишили. Значится, так… Я отправлю тыбя с мальчиком, а Долли, Герк, Джемми и остальные уйдут позже, когда захотят. А потом всё здесь продам и уплыву. Домой. – Он усмехнулся, словно вспоминая другие места и времена… совсем как я перед его приходом. – И буду доживать в избушке с соломенной крышей рядом с полыми холмами[69] где-нибудь возле озера в обществе нескольких овец, лошадей, трубки и бутылки виски.
Рыдание застряло у меня в горле.
Маккалох нахмурился, а затем заговорил себе под нос словами своей далекой родины.
– Дом. Ты тоже хочешь… домой. – Я представила себе Шотландию, о которой порой в доме говорили, холодным, дождливым, ветреным зеленым краем с горами, равнинами и глубокими озерами, которые шотландец именовал «лохами». Эти места сильно отличались от тех, которые считала домом я, которые вспоминала и куда не могла вернуться. Лицо обожгло горячими слезами. Я почувствовала на щеке его ладонь, прохладную и мягкую.
– Я отправил бы тебя туда, если бы знал как… – Маккалох словно прочитал мои мысли.