Десять жизней Мариам

Я дождалась, пока восстановится тишина, выпрямилась, покрепче ухватила свой мешок и корзину и, спустившись по гребню, пересекла ручей.

8

Александр Эдуард Маккалох Грейс

– Он к тебе хочет, – вместо приветствия обронила Долли, стоя у кухонной двери. Александр извивался в ее объятиях. Нос Долли дернулся, и она сделала шаг назад. – Dios mío…[68] Что это за запах? Ой! – Понимание отразилось на ее лице, когда она отвела от меня руку ребенка. Она нахмурилась. – Беда? – Наши взгляды встретились, и она понимающе кивнула. Позже.

– Привет, малыш, – проворковала я Александру, который потянулся ко мне обеими пухлыми ручонками. – Нет, нет, детка. Маме сначала надо помыться…

– Да уж, неплохо бы, да и поскорее, – Долли опять дернула носом. – Мастер велел прислать тебя, как только ты придешь. – Она качнула головой в сторону конюшни и вздохнула. Недовольство на ее лице сменилось тревогой, и она понизила голос до громкого шепота. – Был?..

Я кивнула. Мистер Генри Джонсон направлялся куда-то на север.

– Несколько порезов, не гноящихся. Дашь мне что-нибудь лицо вытереть?

Долли хмыкнула.

– Жди там, – и погрозила пальцем. – И не вздумай заходить ко мне на кухню с этой вонью! – Она исчезла за дверью и вернулась с мокрой тряпкой.

Маккалох ждал меня в конюшне. На попечении Джемми были все лошади, кроме Бен. Прикасаться к этой кобыле мог только сам Маккалох. Когда я вошла, он как раз положил руку ей на бок. Бен повернула ко мне огромную голову, фыркнула, заржав, топнула ногой, словно собираясь немедленно выбежать из конюшни. А потом вдруг взвилась на дыбы, едва не сбив шотландца с ног.

– Ах ты ж! Что за… – Маккалох схватил поводья и попытался успокоить животное. – Тр-р, тр-р-р, тихо, девонька. – Он взглянул на меня через плечо, на его лице появилось мрачное выражение. – Ш-ш-ш…

Низкое рычание заставило меня попятиться за дверь. Джинджер залаяла, а затем жалобно взвыла.

– Долли сказала… – попыталась я докричаться до шотландца сквозь весь этот шум.

– Иисус, Мария и Иосиф… женщина, что за вонища? Ты залезла в логово скунсов? Ну-ну… тихо, тихо… – Маккалох пристально смотрел на меня, одновременно пытаясь успокоить лошадь. Он был похож на гнев Божий, о котором то и дело выкрикивал в своих проповедях брат Уиллард. Это была любимая тема преподобного: горький, раскаленный и едкий дождь, прожигающий кожу ничего не подозревающих грешников, решивших, что беззаконие сошло им с рук.

Вытирая лицо влажной тряпкой по пути к конюшне, я чувствовала, как желудок скручивается в узел: понимала, что шотландец сейчас устроит мне разнос или чего похуже, и опасалась, как бы он не отправил охотников за головами вслед за Генри Джонсоном и прочими бедолагами, хотя, надо признать, ни разу не слыхала, чтобы Маккалох так поступал. Впрочем, если судить по реакции Бен и Джинджер, умылась я недостаточно. Собака не умолкала. Отлично. Отпугиватель сделает свое дело. Ни один пес не учует запаха самого юного Генри и не станет его преследовать. Я не удержалась от улыбки, даже поймав свирепый взгляд Маккалоха.

– Убирайся, женщина! Иди умойся! От тыбя воняет, как из задницы енота!

Мне было приятно это слышать. Он произнес почти те же слова, что и Генри, когда я намазала его своим снадобьем. Парень тогда кашлянул, чихнул, затем снова закашлялся. Глаза у него слезились.

– Прошу прощения… миссус… но что это? Это воняет, как… прошу прощения… из-под хвоста у опоссума.

Я хмыкнула и продолжала намазывать парню спину слоем погуще. А остатками натерла себе шею, руки, грудь и перед юбки. Хотелось, чтобы и за мной на обратном пути к ферме Маккалоха не увязалась ни одна собака.