Король должен умереть

22
18
20
22
24
26
28
30

— Через полгода я оказался на приеме у одного столичного негоцианта. Со мной заговорил человек, который назвался представителем «Мануфактур Оиши». К моему удивлению, он показал мне тайный знак, которым мы обменивались с товарищами по нашему злосчастному обществу. Он сказал, что испытывает глубокое сочувствие к нашим идеям и ненавидит тех, кто запрещает высказывать их свободно. Он предложил мне встретиться в другое время, чтобы поговорить без посторонних глаз и ушей. Я подумал, что это может быть ловушка Министерства. Попытка собрать дополнительный компромат, который поможет давить на моего отца. Но я все равно пошел на встречу.

Бедуир повернулся к бочке, вытянул единственную руку над огнем.

— Этим человеком оказался сын покойного Наместника Бана, Ланс каэр Бофор.

— Ого! — не удержался от возгласа Гавейн. — Легенда Восстания. Он же в списке самых разыскиваемых врагов Империи.

— Да. Именно он убедил меня присоединиться к Воронам Катраэта. Все, как ты сказал. Империя — это гниющий труп, на котором процветают паразиты: Канторы, Иглессы, гильдии Согна и Альтаира, Сестры Аннун, Император Геон, продажный Сенат и придворные нобили, и прочие, и прочие. Двенадцатая Династия должна стать последней.

Гавейн хмыкнул, потер красный от холода кривой нос.

— Я не то что бы с тобой не согласен, чоппо, — сказал он. — Но я не стал бы отдавать за эти идеи свободу и руку, если ты понимаешь, о чем я.

— Иногда тянет тебе врезать, — честно сказал Бедуир. — В другой момент мне начинает казаться, что в тебе есть что-то еще, кроме прожженного каперского нутра, которое ты выставляешь наружу при каждом удобном случае.

Бывший пират расплылся в счастливой ухмылке.

— Я предпочитаю думать о себе как о сложной личности с богатым внутренним миром, — сказал он. — А теперь сам знаешь, что я скажу. Хорошо поболтали, пора и поработать.

Гавейн зубами разорвал пластиковый пакет, тайно переданный ему одним из соседей по бараку. Высыпал красный порошок в кипящую воду. Под навесом запахло альгомой — синтетическим стимулятором, который заключенные употребляли вместо чая и кофе.

— Будешь красный? — спросил он Бедуира, который кемарил на ящике, служившим каторжникам стулом. — До захода солнца еще четыре часа, спать некогда, взбодрись.

— Налей полкружки, — согласился повстанец. — А что, печка у нас теперь работает?

Он кивнул в сторону древней, как пэр Градаука, печки на ториевых элементах. Ястреб ухмыльнулся и постучал длинным грязным ногтем по кастрюльке с альгомой.

— А то! Твой молчаливый друг наладил. У него в последнее время все лучше и лучше получается. Генератор он починил. Настроил антенну у третьего кибера, помнишь, который терял сигнал все время?

— С машинами ему теперь, похоже, лучше, чем с людьми, — сказал Бедуир, принимая от корсара дымящуюся кружку.

— Да уж, — Гавейн помолчал. — Это ему в Рексеме так мозги пережгли?

— В Рексеме, — Бедуир подул на кружку, сделал глоток отвара. — Глубокое мемоскопирование — штука серьезная. Ему еще повезло. Один из наших, Лорн, так и не оправился, впал в кому, необратимо. Хороший был мальчишка, хакер редкого таланта. Пусть Аннун будет к нему добра.

Бедуир плеснул альгомы на мерзлую землю. Гавейн после секундной паузы присоединился.

— А ты и Ян, вас что, не сканировали? — спросил он.