– Где ты это купил?
– Напротив больницы несколько недель назад открылась новая забегаловка. Она принадлежит итальянскому семейству, которое только что переехало из Нью-Йорка.
Элинор съела полпорции, прежде чем отодвинуть тарелку.
– Оставляешь место для десерта? – Уильям достал из пакета кусок чизкейка и поставил между ними. Он подцепил кусочек вилкой, попробовал и одобрительно кивнул.
Элинор почти улыбнулась.
– Спасибо. За все.
Когда они доели чизкейк, Уильям убрал остатки ужина в холодильник, потом положил перед ней визитку.
– Это было в сумке, с которой тебя выписали из больницы.
Элинор провела пальцами по карточке и вспомнила, что ту оставила мать Маргарет. В тумане горя и вины она совсем забыла про визит монахини.
– Ах да, это католическая монашка, она приходила со мной помолиться. Сказала, что пути Господни неисповедимы и что есть другой способ.
– Способ чего?
– Ну, завести ребенка.
Уильям выжидающе посмотрел на нее.
– Так, а что конкретно она сказала?
– Что она руководит домом для беременных незамужних женщин. Я так понимаю, она предлагает усыновление.
– И как, об этом стоит подумать? – Он пил чай со льдом, ожидая ее ответа.
Элинор никогда не думала об усыновлении. Она отчаянно хотела родить Уильяму его собственного ребенка. Чтобы выглядел и вел себя как он, чтобы у ребенка были их общие гены и мимика. Чтобы этот ребенок рос в богатстве и благополучии, как Уильям. Чтобы связал их навсегда. Усыновление в ее планы не входило.
– Я хочу родить тебе твоего собственного ребенка, – прошептала она убито.
– Я этого тоже хотел, но после того, что сказал доктор Эйвери, я не могу тебе позволить снова через это пройти. Ничто в мире не стоит риска потерять тебя.
У Элинор екнуло сердце: он все еще ее любит.