– Так скоро?
Теперь, когда я все рассказала Шимми, мне не хотелось быть одной. В голосе моем читалось отчаяние, и мне это не нравилось. Я боялась, что если он уйдет, то больше уже не вернется.
– Папа в больнице. У него сильно распухли ноги, и врач говорит, с его печенью что‐то не так.
– Долго ты тут будешь?
– Не знаю. Мама в полном раздрае, и я нужен мелким.
И мне он был нужен.
– Позвоню, как смогу. – Он наклонился и чмокнул меня в щеку.
Через несколько минут я наконец поднялась на ноги и заперла за ним дверь. Пытаясь найти способ успокоиться, я надела фартук и стала рисовать. Мне нужно было уйти в Рубиновый мир, мое убежище, место, где мне было подвластно все, и остаться там. Навсегда.
У нас с тетей Мари и Пышкой был график, кто когда ухаживает за бабушкой Нини. Поскольку летом у меня не было факультативов «Взлета», по субботам я была свободна и могла спокойно помогать родным.
– Я тебя уже заждалась, – сказала Пышка, встретив меня у двери, и поправила свой парик-каре.
– Ты о чем вообще? Ты ж сегодня не работаешь.
– А дела все равно есть. Сбегаю на авеню за покупками, а потом встречаюсь с подругой за выпивкой. Вернусь вечером. – Пышка схватила сумочку, бросила в нее помаду и вылетела из квартиры.
Кухонная раковина была завалена грязными тарелками и воняла, а из помойного ведра пахло заплесневелыми овощами. Меня бесило, когда Пышка оставляла после себя бардак, а мне приходилось за ней убирать, но при этом приятно было снова оказаться в квартире, где я провела первые восемь лет своей жизни. Спален тут было только две, мы с Пышкой жили вдвоем в той, что поменьше.
Я раздавила туфлей таракана и пошла к Нини. Она сидела в кресле-качалке с тремя подушками под спиной, чтоб легче было встать. Шторы были раздвинуты, и я видела в окно облупившиеся стены домов напротив и их ржавые водосточные трубы.
– Это ты, милая? – позвала Нини.
– Угу. Как ты себя чувствуешь сегодня?
– Просто отлично.
Было жарко, но она прикрывала колени лоскутным одеялом, давно служившим нашей семье. Бабушкина ночная рубашка совсем протерлась, но бабушка настаивала на том, чтобы кто‐то из нас каждый день ее стирал и она могла ее все время носить. Днем бабушка надевала темные очки. Я не понимала зачем – она же ничего не видит. Из старенького радиоприемника доносились потрескивающие звуки трансляции бейсбольного матча. Я пошевелила рукояткой переключения частот.
– Ты меня причешешь?
– Давай. Сейчас возьму расческу и смазку. – Я выдвинула правый ящик, где у нее хранились заколки, расчески, масла и прочие принадлежности. Нини с легкой улыбкой слушала бейсбольный матч. Я встала у нее за спиной, и пока я расчесывала ее хрупкие седые волосы, она прислонила голову к моему животу.