Но Русь как государство насчитывало почти столетие своей истории до знаменитого захвата новгородским князем Олегом Киева в 882 году. Эта дата, впрочем, достаточно условна по мнению большинства исследователей. И началась Русь на севере — в тех краях, которые при царском режиме именовались Петербургской губернией, а ныне — Ленинградской областью Российской Федерации (именно так, хотя областной город её с 1991 года снова носит имя Петербург!). Но таковы уж парадоксы нашей истории. И если уж Петербург находится в Ленинградской области, что вносит путаницу в мозги обывателей, то что говорить о временах Рюрика и варягов?
Тут мне припоминается спор, приключившийся у меня в 2009 году с академиком Петром Толочко — яростным отрицателем норманской теории. Оказавшись по приглашению Петербургского университета профсоюзов на одной и той же научной конференции, мы уселись в экскурсионном автобусе, ехавшем в Юсуповский дворец, на соседних сиденьях и заспорили о вечном варяжском вопросе. Создавали они Русь, или она сама создалась из славян, потягивавших медовуху? Я был, естественно, за варягов (как, кстати, и Нестор Летописец!). А Пётр Петрович как верный продолжатель школы Грекова и Рыбакова — против. И тогда я спросил его: „Ладно, пусть, по-вашему, Нестор Летописец врёт и никакого призвания варягов из Скандинавии не было, но скажите, почему тогда финны до сих пор называют Швецию — Русью (Руотси), а Россию — Венедией (Веняия)? Скажите хоть тут, в тех местах, где эта история когда-то завязывалась!“
Увы, академик Толочко не нашёлся что ответить и весьма на меня обиделся. Хотя наша газета в любую минуту может предоставить ему возможность для ответа. Но сути дела это не меняет. Ведь всё равно остаются те же „проклятые“ вопросы. Почему все первые киевские князья, от Аскольда и Дира до Игоря и Ольги, носят скандинавские имена? Почему в договоре, заключённом от имени князя Олега с Византией в 911 году, с „нашей“ стороны подписались тоже исключительно „пацаны“ с варяжскими прозвищами? Цитирую по той же Повести временных лет: „Мы от рода русского: Карлы, Инегелд, Фарлоф, Вельмоуд, Рулав, Гуды, Руалд, Карн, Фаслав, Рюар, Актевоу, Труян, Лидул, Фаст, Стемид, иже посланы от Олга великого князя Русского“. Почему среди них нет ни одного славянского Добрыни, хотя бы захудалого?! Или какого-нибудь Толочко?
И, в конце концов, почему не только Олег Вещий, но и почти всякий русский князь, утверждавшийся надолго на киевском столе, приходил в город на Днепре с севера — из Новгорода? И Святослав, и Владимир Святой, и Ярослав Мудрый проделали именно этот путь, чтобы стать киевскими князьями. Причём два последних, как и их предшественник, Олег, сделали это с помощью ЗАВОЕВАТЕЛЬНЫХ ПОХОДОВ. Ведь тогда выходит, что их база и опора — Новгород — был сильнее Киева?
А так и есть. Как написал один средневековый трубадур: „Хотите вы иль не хотите, а доблестнее победитель“. Именно опираясь на Новгород, Олег захватил Киев у Аскольда, Владимир — у своего брата Ярополка, а Ярослав — сначала у Святополка, а потом — и у Мстислава. Интересно, почему же официальная „столица“ этих новгородских претендентов с далёкого севера не заломала, как охотник медведя? Да потому, что Новгород был самым богатым городом на Руси. Его населяли исключительно пассионарные люди, видевшие смысл жизни в накоплении богатства и подвигах. Поезжайте и убедитесь.
Доказательства налицо и сегодня. К примеру, в Киеве НИКОГДА в древнерусские времена не было каменных оборонительных стен (тут везде только валы и деревянные заборы), а Господин Великий Новгород был одет в сплошное кольцо каменных укреплений, сохранившихся до сих пор. И это как ничто другое свидетельствует о его тогдашней экономической мощи. Новгород был богаче Киева.
Значительно богаче! И даже гривна новгородская весила 200 г серебра, а киевская — только 160. Поэтому в Киеве из камня возводили только ворота (Золотые, Софийские, Лядские и др.), а в Новгороде — и ворота, и стены. Да и Русь дошла до Новгорода куда раньше. По причине географической близости с Русью изначальной — то есть Швецией, которую финны называют Руотси.
Тут я должен напомнить об одном „научном“ скандале, прогремевшем в Петербургской Академии наук всего через двадцать четыре года после её основания императором Петром I. 6 сентября 1749 года академик Герхард Миллер — немец по происхождению — прочитал коллегам по Академии доклад „О происхождении народа и имени российского“.
В ответ академики рассвирепели и принялись крыть бедного Миллера отборнейшим русским матом. Особенно орал академик-астроном (все астрономы, физики и математики, как известно, считают себя крупными специалистами ещё и в гуманитарных науках!) Никита Петров. „Ты, Миллер, позор нашей науки!“ — вопил он, чем-то неуловимо напоминая обезьяну, слезшую с ветки прямо в академический зал заседаний. А как крыл „немца-вредителя“ талантливейший народный самородок родом из-под Архангельска Михайло Ломоносов, возомнивший себя великим историком! Прямо на поморском диалекте!
Академики, стопудово, ещё и наломали бы Миллеру бока. Но он был мужчиной большой физической силы и отменного бесстрашия. К тому же вооружённый шпагой, полагавшейся академикам по форме. Поэтому учёная братия, опасаясь, что обученный фехтованию немец пропорет им животы, если они посмеют напасть на него даже скопом, просто накатала на Миллера донос президенту Академии наук, ГЕТМАНУ Кириллу Разумовскому, заложив тем самым ЛУЧШИЕ ТРАДИЦИИ отечественной исторической науки. Не можешь переспорить оппонента? Обвини его в антирусскости, антиукраинскости или антисоветчине. Одним словом, в неприятии официального политического курса. Впрочем, на Западе с этим дела тоже обстоят немногим лучше. Не дай Бог в Европе и США попасть в число тех, кого считают „неполиткорректными“. Это же ужасное „преступление“!
Что же такого страшного сообщил коллегам академик Миллер? А всего лишь то, что Киевскую Русь основали НЕ славяне, а ВИКИНГИ, приплывшие из Швеции. Их Нестор Летописец называл в Повести временных лет „варягами“. „И от тех варягов прозвалася Русская земля“, — писал он в Повести временных лет.
Но президент Академии наук Кирилл Разумовский — сын свинопаса из села под Киевом — не разбирался ни в каких науках. И главой Академии, и гетманом Украины он стал только потому, что был братом любовника императрицы Елизаветы Петровны — Алексея Разумовского, такого же сына свинопаса и специалиста по пению. Елизавета заметила его в придворной церкви, где он драл глотку во славу Божию. Как большой барин (из хама — пан), гетман-академик ни в чём лично разбираться не стал. Это отвлекало его от игры в карты и амурных подвигов. Он поручил расследовать варяжский вопрос самому автору доноса — Михаилу Ломоносову. А тот пришёл к выводу, что доклад Миллера оскорбителен для подданных Российской империи.
„Ежели положить, что Рурик и его потомки, владевшие в России, были шведского рода, — настрочил Ломоносов Разумовскому, — то не будут ли из того выводить какого опасного следствия… Оно российским слушателям будет весьма досадно и огорчительно“… Видите, как переживал за нас с вами!
После этого академику Миллеру запретили заниматься происхождением Руси, а доклад его уничтожили. До конца жизни Миллер (а прожил он немало — почти 80 лет!) изучал историю открытия Сибири.
Но и в более гуманные времена происхождение Руси оставалось физически опасной для историка темой. Причина тому крылась не в исторической науке, а в БОЛЬШОЙ ПОЛИТИКЕ.
В XVIII столетии Россия трижды воевала со Швецией — при Петре I, Елизавете Петровне и Екатерине Великой. Поэтому рассказывать, что Русь основали именно шведы, считалось жутчайшей крамолой. Особенно ярой антишведкой была Екатерина II. По происхождению немка, она больше всего боялась упрёков в „нерусскости“ своей политики.
Только при Александре I — внуке Екатерины, — в 1811 году закончилась последняя русско-шведская война. Тогда же, после окончательной победы над шведами, стало возможным не только читать Нестора Летописца о происхождении Руси, но и делать выводы из прочитанного.
Все самые авторитетные историки XIX столетия — Николай Карамзин, Сергей Соловьёв и Василий Ключевский — в споре Миллера и Ломоносова принимали сторону Миллера и… Нестора Летописца, на которого Миллер опирался. Их называли норманистами, потому что основатели Руси, шведы, были норманнами. В дословном переводе норманны — „люди Севера“.
Теперь, когда мы это выяснили, давайте вернёмся в далёкий VIII век и бросим взгляд на карту тогдашней Европы. Никакой Руси в наших краях ещё нет. Как нет ни древнерусских, ни древнеукраинских, ни древнебелорусских племён. Себя эти люди называют дреговичами, кривичами, радимичами, древлянами, полянами, северянами и прочими красивыми именами, говорящими о том, в каких условиях они живут (в „дрягве“ — болоте, или в чистом поле), или же об именах их первых предводителей — Радим, Вятко. Даже деление на восточных, западных и южных славян ещё достаточно условно. Славяне живут единым массивом от Балтики до Адриатического моря. Венгры, которые вторгнутся на территорию Паннонии и сделают из неё Венгрию, разделившую славян на три ветви, придут чуть позже — в следующем, IX столетии.
Да и различия между славянами ещё мизерны. Почти один язык, различающийся пока только полногласием на востоке и неполногласием на западе. Предки русских говорили „молоко“, „ворота“, а сербов и чехов — „млеко“, „врата“. (Полногласие — это когда в языке только открытые слоги, заканчивающиеся на гласный звук, а неполногласие — когда есть и закрытые.) Вятичи и радимичи, ставшие впоследствии основой великороссов (нынешних русских), пришли, согласно Повести временных лет, „от ляхов“ — то есть с территории нынешней Польши. А поляне живут и в Польше, и под Киевом. Наличие двух племён с одинаковыми названиями свидетельствует, что когда-то это было ОДНО племя, разделившееся в процессе расселения славян по Европе…