Раньше коммунистов вполне удовлетворяла та же „византийская“ легенда. Она позволяла, сильно не мудрствуя, связывать „отсталость“ России с принятием „реакционного варианта“ христианства. И только благодаря в первую очередь работам историков А. Г. Кузьмина и О. М. Рапова стала проясняться подлинно историческая картина проникновения христианства на Киевскую Русь и постепенного его утверждения там.
Выяснилось, что христианство проникало на Русь по меньшей мере пятью различными путями: из Византии на юг Руси, из Болгарии туда же, с Северного Кавказа (от алан и абхазов) тоже на юг Руси, из Германии на север и на юг Руси и из Ирландии на север Руси. Памятью о множественности истоков русского христианства служат как различия в устройстве церкви и церковной терминологии в различных частях древней Руси, так и сохранившиеся до сих пор невизантийские, западные термины „поп“ (от латинского „папа“) и „церковь“ (от латинского „циркус“ — круг; ср. немецкая Kirche, английская Church и т. д.; по-гречески же церковь — „экклезиа“, откуда её названия в романских странах: итал. Chiesa, франц. Eglise и т. д.).
Первая церковь, выстроенная в Киеве Владимиром I после крещения, была названа Десятинной, так как на её содержание шла десятая часть княжеских доходов.
Но обычай церковной десятины был свойствен как раз западной, католической церкви и никогда — византийской. Ещё любопытно, что в Риме долгое время прославляли русского князя Ярополка — предшественника Владимира Святого — как крестителя Руси…
Но докапываться до исторической истины в этой области — значит подрывать авторитет РПЦ МП, её претензии на идеологическую монополию и, прежде всего, на её привилегию изображать собой всё „историческое русское христианство“.
Первыми „святыми“ русскими правителями стали Борис и Глеб, убитые, по позднейшему русскому преданию, их братом Святополком (прозванным за это Окаянным). Но согласно скандинавской „Саге об Эймунде“, где описываются княжеские усобицы на Руси после смерти Владимира, убийцы к Борису и Глебу были подосланы Ярославом. Ярослав же позднее убил подобным образом и Святополка. Кроме скандинавского источника есть и другие аргументы в пользу версии о невиновности Святополка в убийстве братьев (подробнее см. статью о Святополке в „Википедии“).
Так что, возможно, именно князя Ярослава, известного как Мудрый (несколько лет назад даже канонизированного РПЦ), следовало бы назвать Окаянным. Впрочем, эти страницы принадлежат не столько истории России, сколько истории Украины.
Перейдём к непосредственным истокам того, что позднее стало называться Россией. Здесь мощным монументом стоит фигура князя Александра по прозвищу Невский. Святого, разумеется. Победитель недавнего конкурса „Имя Россия“. В общем, такой оплот национального самосознания. И поэтому любая попытка рационально осмыслить его политику и его значение для истории страны наталкивается на обычное: „На святое покусились!“
Конечно, сейчас невозможно обосновать, могло ли быть успешным в то время сопротивление Руси Орде, если бы Александр решился поддержать тех князей, кто стал сопротивляться, а не опёрся на Орду, чтобы устранить их как препятствие своей личной власти. Невозможно также точно доказать, что тогдашние походы шведских и ливонских войск на север Руси были, по сути, мелкими феодальными пограничными столкновениями. Все суждения такого рода всегда останутся субъективными.
И всё же имеют полное право на своё законное место в историографии оценки специалистов, вроде той, что дал академик В. Л. Янин, великий знаток истории Новгорода: „Александр Невский, заключив союз с Ордой, подчинил Новгород ордынскому влиянию. Он распространил татарскую власть на Новгород, который никогда не был завоёван татарами. Причём выкалывал глаза несогласным новгородцам, и много за ним грехов всяких“.
Точно таким же душителем русского сопротивления иноземным поработителям, ордынским холопом, наводившим ордынцев разорять русские земли, предстаёт первый великий князь московский Иван I по прозвищу Калита, как ни пытайся его оправдать и идеализировать. И вообще вся история „возвышения Москвы“ предстаёт как история сплошного вероломства и насилия московских князей по отношению к другим русским князьям и их лизоблюдства по отношению к Золотой Орде.
Можно, разумеется, возразить, что в те времена почти все вели себя так, стараясь извлечь выгоду, и доля истины в этом, конечно, будет. Но всё-таки вещи нужно называть своими именами, а не возводить порок и преступление в нравственную добродетель. Да, любое европейское государство в Средние века (да и позднее) утверждалось железом и кровью, и Россия здесь не исключение. Но именно — не исключение. Следовательно, нет никаких оснований считать процесс возникновения России с её деспотической властью чем-то более возвышенным и „духовным“, чем процесс возникновения централизованных монархий Франции, Испании, Англии примерно в то же самое время».
Что касается Ярослава Мудрого, то о нём пишут следующее:
«Обстоятельства прихода к власти Ярослава Мудрого были в чём-то схожи с событиями почти 40-летней давности, когда Киев был захвачен его отцом, Владимиром Святославичем.
Продолжительная междоусобная война унесла жизни большинства претендентов на власть, но далеко не всех. В Полоцке княжил внук Владимира Брячислав, в Тмутаракани и Пскове братья Ярослава — Мстислав и Судислав. Таким образом, молодому киевскому князю, чтобы не пополнить печальный мартиролог, было самое время подумать о союзниках. Среди Рюриковичей искать их было бесполезно: Брячислав зарился на Новгород, а Мстислав — на всю южную Русь; шведские родственники по жене немного помогли, но их дружины были малочисленны. Следовательно, надо было привлечь на свою сторону городские общины.
Определённый опыт Ярослав уже имел. В 1015 г., готовясь к войне с отцом, он привёл в Новгород шведскую дружину. Ничего хорошего из этого не получилось: шведы начали приставать к женщинам и задирать новгородцев, а те, в свою очередь, перебили часть приглашённой дружины. Князь отомстил, вырезав 1000 „лучших мужей“. После тяжёлых переговоров горожане простили князя и согласились идти с ним в поход на Киев. Видимо, репрессиям подверглись не все старейшины, а только те, кто непосредственно избивал варягов.
Так или иначе, новгородцы получили очень много. Помимо огромных денежных выплат — старостам 10 гривен, смердам и новгородцам по гривне — князь пожаловал горожанам „Русскую правду“, видимо, первое на Руси записанное законодательство.
Как правило, авторство Ярослава признают за первыми 18-ю статьями закона, которые так и называют: „Правда Ярослава“. Достаточно беглого взгляда на текст, чтобы понять: статьи закона регулируют отношения горожан и дружины. Основное место занимают санкции за драки (убийства и телесные повреждения) и кражи (имущества и челяди). Теперь, с одной стороны, жители города могли чувствовать себя в безопасности, а с другой — княжеская дружина представляла себе наказания за преступления против горожан.
Наладить отношения с Киевом Ярославу частично „помог“ и сам Святополк. Поддерживавшие его поляки, видимо, основательно разграбили не только столицу, но и окрестные города. Настолько основательно, что сам киевский князь был вынужден дать санкцию на истребление союзников. Второй силой, выступавшей на стороне Святополка, были ненавистные киевлянам печенеги. Ярослав умудрился в эти годы сцепиться с ними дважды, а если верить В. Н. Татищеву — трижды. Киевлянам было очевидно, что без князя, пусть и не совсем удачливого в военных делах, им будет совсем плохо. Ярослав же, захватив столицу, делал всё, чтобы укрепить завоёванную репутацию, совершив походы против полоцкого князя Брячислава и на польские земли.
Похоже, прозвище Мудрый Ярослав получил недаром: основные уроки, полученные в борьбе за власть ещё его отцом, он усвоил и обогатил политический опыт собственными находками. Очень скоро его политическая линия подверглась жестокому испытанию.