Мужчина пошарил глазами по двору, ожидая увидеть труп. Может, даже бабку. Или то, что от нее осталось. Но за окном ярко светило солнце, и чистый, прямо-таки девственный снег переливался золотом, обманывал – дарил надежду на то, что снаружи все спокойно… покойно.
Покойно. И впрямь.
– Мертвяк-то? – Ольга вынула из чашки размокший сухарь и шумно присосалась к нему, пытаясь вытянуть из того всю жидкость. – Не-а. Нет его.
Игорь вздохнул, словно все закончилось.
Но Ольга добавила:
– Снегом мертвяка завалило. Там, где крест ты свой поставил. Ну, этот, который самый большой.
Крест. Кресты. Черная угольная икона с размазанной Богоматерью, ночные шорохи, тягучая тьма, бабка, вечный страх – все это разом свалилось на Игоря, одной огромной кучей влезло в голову, начало там колобродить, стучать изнутри по вискам.
Игорь зажал руками уши и, медленно приседая, застонал:
– Ооооооооо!
Невыносимо ооооо.
Затем взял себя в руки, вскочил, опять неуклюже – пошатнулся, чуть не упал. Куртку в ворохе вещей выискал, штаны кой-какие, лишь бы не рваные и не мокрые, носки теплые, валенки. Натянул все это на себя спешно, отчего штаны оказались надетыми навыворот, носки – дырявыми, куртку неправильно застегнул – перепутал местами пуговицы.
И так сойдет!
Рукавицы отыскать не сумел. Наткнулся на Ольгины перчатки, примерил их. Малы. Пальцы еле-еле влезли. Повертел-покрутил, оставил – все лучше, чем с голыми руками.
– Это мои-и-и, – равнодушно пропела Ольга.
А на соседа и не смотрит. Крутится на табуретке, скрипит, чайный пакетик в талую воду опускает-поднимает, опускает-поднимает.
– Было ваше, стало наше, – ответил ей Игорь и перчатки натянул, те аж треснули от напряжения.
На крыше вновь стукнуло. А затем еще раз, и вниз покатилось с грохотом. Игорь дернулся, перепугался, за печь спрятался.
– А оно и через печь залезет, – загоготала Ольга.
– Ч-что? – прошептал Игорь, испуганно выглядывая из-за печки.
– То, чего ты испугался.