Потерю сознания можно приравнять ко сну?
Тогда спокойной ночи.
Как холодно. Как жутко-жутко холодно. Так замерзала бабка в морге, и теперь этот мертвый холод проник в Игоря, расселся инеем по костям – навсегда останется внутри. Игоря бил озноб. «Бил» – какое точное слово. Мужчина дергался, словно получал удары по телу. Тело вскидывалось в попытке увернуться. Зубы отстукивали неровный ритм – никак не успокоить.
Как холодно. Как жутко-жутко холодно.
Игорь пришел в себя. Он был подавлен, разбит, избит. Так плохо ему никогда прежде не было.
Глаза не открываются – не слушаются. Веки отяжелели: не покажут, что вокруг, даже через щелочку. Нос словно не дышит, не поднимается грудь, не гонят воздух легкие – все залито свинцовым страхом.
И тишина. Полнейшая тишина. Ни одного звука. Хоть что-то же должно шаркать, щелкать, свистеть, шуметь. Хоть что-то. Но нет – безмолвие. Будто вакуум.
Может, это и есть смерть?
Наступила, наконец.
Как холодно. Как жутко-жутко холодно.
Нужно сделать три глубоких вдоха и три долгих длинных выдоха, попытаться расслабить мышцы, расслабить все тело. Кровь быстрее побежит по венам – станет теплее. Простое упражнение, но оно никак не получалось. Дышать было больно, воздух сопротивлялся, замирал возле ноздрей и внутрь лишь на чуточку заходил. Выдох получался неровным, дерганым. Так не расслабишься, не погонишь по венам кровь.
Как холодно.
Как жутко.
Жутко.
Жутко.
– Очухался?
Ольга пнула Игоря по ногам. Легонько, совсем не больно, но очень обидно. Голос ее звучал глухо, едва различимо, словно ей рот ладонью зажали.
Как жутко.
Игорь разлепил глаза. Прямо перед его лицом торчали грязные босые Ольгины ноги, деревянный пол туалета.
– Сегодня солнечно и морозно, – чуть ли не празднично сообщила Ольга, выглянув в крошечное туалетное окно, явно восторгаясь погодными условиями.