Сгинь!

22
18
20
22
24
26
28
30

Ольга уставилась на окна: которое из них стало причиной ее полуночных страхов? Ничего не видно, ничего не слышно – скрежет прекратился. Показалось все же? Мрак давил на Ольгу со всех сторон. И уличный фонарь, как назло, погас, не выдержал. Теперь на улице тоже темным-черно. Даже лунного света нет. Тонкий месяц только-только начинал становиться луной и, стесняясь своих изящных форм, прятался за плотным облаком.

«Хоть глаз выколи», –  вспомнила женщина выражение про такую темноту. Вспомнила и испугалась: а что, если и впрямь царапающее по окну ей глаза выколет. Можно, конечно, закрыть на всякий случай – все равно от них никакого толку, ничего не видно. Жаль, что веки не цементные, не железные, из тонкой кожи вылеплены, наспех над глазами пришиты, бессмысленными ресницами усыпаны – не защитят.

Ольга всматривалась в окна – где-то в этой стороне должны быть их прямоугольники. Окна же безмолвными черными пятнами уставились на женщину в ответ: «Что тебе от нас нужно?»

А Ольга смотрела и смотрела, не оторваться. Чернота плыла в ее глазах.

Узкий серп месяца вырвался наконец из тугих объятий облаков. Неяркий бледно-желтый свет его заскользил по улице. Лизнул скрипучий потемневший от обиды фонарь, пробежал по снегу к двери, ткнулся в нее, завернул за угол, чуть подсветил окна.

В дальнем окне восстал мертвец. Может, он все время тут и торчал, но Ольга его увидела только сейчас. Мертвец прижался к стеклу и медленно провел по нему ногтем. Синяя рука его плохо разгибалась, поэтому палец скользил с трудом, точно через силу. Глаза мертвеца были закрыты, но Ольге казалось, что сквозь сомкнутые веки он смотрит прямо на нее. Прямо в нее.

Заиндевелые брови не дергаются, сжатые бескровные губы не шевелятся, не хмурится мерзлый лоб, но Ольга мысленно дорисовала гостю злобную ухмылку, кривой рот, гнилые зубы.

И вскрикнула.

Крик вырвался глухой, едва слышный, как все в том же фильме ужасов, где неглавная героиня (вот сейчас ее точно убьют, недолго осталось) теряет от страха голос. Дальше по сценарию теряет жизнь.

Бежать!

Но некуда.

Мертвец провел ногтем от самого верха стекла до самого низа – противное ииииииииииииииии. Замер. Выждал. Выдержал паузу. И заскрипел вновь. На середине окна остановился и постучал – тук-тук-тук – мерно, но требовательно.

Пусти.

Ольга отшатнулась, потеряла равновесие, чуть не упала, замахала руками, пытаясь ухватиться за воздух, а когда вновь взглянула на окно, мертвеца там уже не было.

Женщина ринулась к себе за занавеску, на кровать, скорее же – там безопаснее, там нет окна, мертвец там не будет смотреть сквозь сомкнутые веки. И скрип его там станет тише, а под одеялом и вовсе исчезнет.

Сделав пару неровных шагов, Ольга вдруг вильнула в сторону, как если бы кто-то возник на ее пути. Так обходишь на улице случайного прохожего, резко вставшего перед тобой, чтобы прочесть название улицы или завязать шнурок.

Огибая темноту, Ольга всмотрелась в нее пристальнее: нечто более плотное, более черное торчало посреди комнаты. Воздух в этом месте едва заметно колебался.

Игра воображения или сущность?

Сущность… Сразу вспомнились рассказы бабушки о домовых и чертях, о суккубах и инкубах, о прочих нечто, что просачиваются в мир людей. Ольга тогда смеялась: навыдумывают же. Сейчас же все бабушкины россказни повылезали наружу, растопырились в голове, напомнили о себе. А что, если это все правда – все эти порталы, иные измерения, темные материи?

Сущности.