– Может, – не заметила иронии Ольга. – Подушка ни к чему, а вот одеяло можно. А то лежит тут как-то не по-людски.
– Лишних одеял нет, – отрезал он.
Вот же удумала: трупы укрывать! Не по-людски! А человек ли тот, кто уже умер? Да ему все равно, что на подушке лежать, что на камне. И одеяло его не согреет. Труп – он и есть труп, ему и в Африке холодно. Совсем головой поехала.
– Ничего, родной, я тебя все равно утеплю, – ласково пропела Ольга.
Все еще старалась умаслить, все еще задабривала, все еще отводила от себя ночные беды. Тьфу-тьфу, не мои страхи!
Мужчина вздрогнул, услышав этот нежный тон, это неожиданное «родной», сразу и не сообразив, что обращаются не к нему, а к мертвецу.
С головой у соседки явно не в порядке.
Ольга осмотрела двор. Ничего. Затем она уставилась в чрево леса, ахнула и ринулась к воротам.
Лишь однажды Ольга шагнула за подобие забора – когда пришла вот сюда вслед за мужчиной, и больше никогда не выходила наружу. Ее новый мир ограничился несколькими метрами двора, самыми дальними прогулками стали спуски к воде. Опасалась ли она леса или просто не хотела ходить дальше, гулять шире? Сложно сказать.
Поэтому то, что случилось потом, – это нечто невероятное. Такое и не представить уже.
Ольга перелезла через забор, открыть калитку не смогла – та не поддалась, а просить помощи у мужчины не хотелось. Тут же повалилась в огромный мягкий сугроб, вылезла из него вся белая, встряхнулась, правда, это не помогло избавиться от налипшего к одежде снега. За шиворотом неприятно обожгло – попавший под куртку снег медленно и противно таял, прикоснувшись к жаркой женской коже. Теперь уже не вытрясешь.
Ольга осмотрелась: в какую сторону пойти, какое дерево выбрать?
Придумала она накрыть тело сосновыми лапами, соорудить подобие шалаша, колючий гроб, хвойный курган.
Все не под открытым небом трупу валяться.
Плывя по огромному сугробу, прорезая себе путь замерзшими руками в мокрых варежках, Ольга добралась до ближайшей сосны. Какие ж тут дурацкие сосны: огромный длиннющий ствол, идеально ровный, почти гладкий, если не считать чуть потрескавшейся коры, а нужные Ольге ветви где-то там, высоко-высоко, у самого неба. Не допрыгнуть – не достать.
– Тебе жалко, что ли? – крикнула женщина дереву, вскинув голову к самой его макушке.
Нет, а действительно, от кого сосна свои ветви так высоко держит? От кого прячет? Подняла, будто руки, вверх, но сдаваться не собирается. Вот же гордая.
Спотыкаясь то и дело, окунаясь в сугробы, Ольга добралась до следующей сосны: та же история. Вредные сосны! Разрослись тут, стоят важные, не коснись – не подойди. Строят из себя недотрог. Еще и другие деревья в свой сосновый мирок не особо пускают – нет тут места чужакам, под соснами отбор строгий.
А Ольге что делать?
Ну видно же было еще издалека, что ветви сосен высоко, не достать, даже если подпрыгнуть, но Ольга все равно поперлась в зимний лес, надеялась на обман зрения. Либо на Двенадцать месяцев: появятся сейчас, встанут перед ней, поклонятся в пояс. Март растопит сугробы, подарит Ольге подснежники.