Сна не было. Только темнота провала в бездвижье восстановления.
…
Проснулся оттого, что запястье легко обжали чужие пальцы. Старый добрый знак, уже почти забытый сознанием, но сразу отозвавшийся теплом в сердце. Когда-то Сашка будил меня также. А сейчас тёплым прикосновением звал чужой тис.
Просо склонился надо мной в ожидании. Лицо бледное, вокруг глаз круги, щёки впалые, словно после очистительного голодания. На фоне едва освещённой комнаты, он показался призраком.
— Не последнего пробуждения, сур… — прошептал Женька и сложил подрагивающие ладони возле сердца: — Сейчас ночь следующих суток. Время — полпервого. Ты проспал беспробудно больше десяти часов.
Больше ничего добавлять он не стал — просто замолк и отвёл взгляд. И ежу понятно! Мы не договаривались о времени дежурства, и он честно отдал мне все свои силы — пока мог. Теперь же не в состоянии даже точно свести пальцы в знаке Храма…
И просит сменить его. Просит тогда, когда должен требовать!
Я скрипнул зубами и молча поднялся с постели. Голова кружилась, во рту стоял противный привкус, говорящий о том, что внутренние органы приостановили свою работу, но лёгкость тела, по сравнению с предыдущим пробуждением, казалась исключительной.
— Как Чуда? Как Аня? — прохрипел я, чувствуя, как звуки разгоняют сухой песок в глотке.
— Веда в порядке. Просыпалась. Просила ещё сутки не тревожить. Юрка тоже поднимался. Много пил, поел мёд и опять заснул, — закрывая глаза и сдвигаясь ближе к подушке, пробормотал Евгений. — Очень вялый. Его лучше не будить…
— Не буду, — пообещал я и потянул одеяло.
Просо благодарно уронил голову на подушку и закрыл глаза.
— Ноги вытяни, — посоветовал я и поймал себя на том, что получилось средне меж ворчанием и нежностью. Просо из-за усталости либо не заметил, либо не захотел замечать и покорно вытянул ноги на половину — на большее его, видимо, не хватило — вырубился. Я накрыл его одеялом и подтолкнул концы под тело — чтобы тепло сберегалось. Тепло ему сейчас нужнее всего. А мне нужна вода.
До кухни идти не потребовалось. Стоило только опустить глаза, как стакан до краёв полный золотистой жидкостью оказался в зоне видимости.
Бульон?!.. Мне стало стыдно — я валялся, отдыхаючи, а Просо за это время сготовил живительного напиток! Ведомый честно и искренне служил тем, кто близок.
Потягивая солоноватую жирную жидкость, я вспомнил то, что по пробуждению лишь скользнуло по краю сознания, но не отпечаталось внутри. Теперь же с силой новообретённого понимания повергло в шок.
«Не последнего пробуждения, сур…»
Вот так просто и даже буднично сказал: — «Сур». Назвал, признав мою суть и своё место возле меня. Одним этим сказал обо всём — об усталости от одиночества, о выстраданном желании обрести себя, о праве быть рядом. Сказал о том, что я нужен ему. Позвал меня. И его долгое дежурство — знак откровенного пожелания жизни… И этот золотистый в свете ночника стакан — первый дар ведущему от ведомого. Дар признания и желания быть рядом. Да что стоят те дары, что обычно делают тисы для своих ведущих — чётки, ножи, поделки, — перед этим чудом! Просто кружка с куриным бульоном.
А Жанька не так уж прост, как казалось сперва! Он, получается, продумал всё до мелочей, пока почти сутки оставался наедине с собой. И его пожелание — выверено до последнего слова. И его дар — выстрадан. Так полно и искренне сказать о желании быть рядом вряд ли смог скудоумный. И лестно, чёрт возьми, и больно от происходящего. Потому что принять его слова, значит принять его жизнь, его судьбу, опоясать и повести за собой. А делать это теперь, когда остался должен Константину Великому и время бежит между пальцев — по меньшей мере, опрометчиво.
Я осмотрелся.
ebooksa