Спокойная традиционная смерть без лишних страданий — милосердие к равному, прощение преданности. Бойцу дали уйти достойно.
Фёдор достал из кармана уже окровавленный когда-то платок и задумчиво начал оттирать клинок. Константин отвернулся от места казни к замершему над телом своего ведущего тису:
— Чем мы ещё можем помочь тебе, мальчик? — тихо спросил Великий.
Это значит — проси. Великий может всё! Только вернуть к жизни уже не сможет.
«Ничего», — покачал головой Женька, стремясь быстрее оказаться один.
Константин понял. Присел на корточки, рассматривая отрешённое лицо тиса и коротко кивнул:
— Одна смерть оплачена. У вас три дня. Но, если вы немного припозднитесь, я не буду считать это тяжёлым проступком…
Женька кивнул, но по тому, какими стеклянными, пустыми остались глаза, Константин понял, что сказанное прошло мимо его рассудка. Недовольно кашлянув, Великий поднялся на ноги и отвернулся от тиса:
— По машинам! — крикнул он, и стремительно направился к вертолёту.
Бойцы без суеты и спешки стали расходиться по своим машинам, часть десантом зависала на автомобилях, оставшихся на ходу. Армия Последнего Ведущего Константина Великого уходила.
Фёдор оказался над склонённым, ещё переживающим последние слова Великого, но не понимающим их смысл, совершенно незаметно. Положил ладонь на плечо замершего от боли и сказал о том, что мог не увидеть за пеленой горя ставший бессильным тис:
— Он ещё дышит…
Но Женька дёрнулся только, когда под ноги ему упал тяжёлый футляр аптечки.
Замедленно поднял голову. Но Фёдор, развернувшись по-солдатски, уже уходил к своему ведущему.
За спиной ведомого забили лопасти вертолёта. Заметался накалённый солнцем воздух. Пригнулась трава.
Просо поднял взгляд и только сейчас увидел — на виске лежащего у его ног тарха билась вена. Он жив!
Лихорадочными руками Евгений ощупал рубашку ведущего, и тот застонал от неожиданной боли. Сдирая ногти, Женька рванул нагрудный карман. И всхлипнул сквозь зубы, увидев её.
Пряжку ведомости.
Широкую. Из двух полос разных металлов, создающих рисунок волка, воющего на луну. Как знак долгого одиночества и принятия надежды.
Она краем вдавилась в тело, перенаправив пулю выше. На дюйм над сердцем…