Сухая крепкая ладонь мягко легла на плечо, принуждая обратить внимание.
Женька медленно обернулся.
— Вина моего человека, — просто сказал Константин. — Как ты хочешь убить его?
Тис повёл заторможенный бесчувственный взгляд дальше. Туда, где два крепких бойца удерживали на коленях, со сведёнными локтями за спиной ещё одного. Как совсем недавно стоял сам тис. И старший Великого — Фёдор — молча стоял над пленником, ожидая команды.
Убийцу взяли, не покалечив — такая честь предоставлялась осиротевшему ведомому. Константин отдавал своего человека на муку в обмен на восстановление своей чести.
Тис не мог не признать благородства Великого, но это уже ничего не могло исправить.
— Почему?! — прошептал он в бессилии.
Константин перевёл жёсткий в явном спокойствии взгляд на ослушника.
Боец дёрнул бледными губами, давно уже прокусанными в бесполезном, но бешеном сопротивлении:
— Он убил тура Сергея! Моего тура!
Константин расстроенно покачал головой и снова посмотрел на ведомого:
— Как ты хочешь убить его?
Просо дёрнул плечами в бессилие выбора, и Константин опять не ошибся в выводах — обернулся к своим и одним кивком передал волю.
Ослушника отпустили, дав возможность стоять свободно.
Боец выпрямился, упрямо тряхнув головой. Повёл освобождёнными плечами, умиряя боль в потянутых мышцах. И гордо вскинул подбородок, подставляя шею. Взгляд — в небо. Значит, ни о чём не жалеет.
Фёдор подступил сзади и молча рванул из «кармана реальности» клинок.
Первый удар — горло. Резко, жёстко, разрывая почти до кости.
Пока боец хрипел, стискивая кулаки и закатывая глаза, — второй удар.
В ключицу. До сердца.
Успеть вытащить. И отступить. Чтобы не мешать свободному падению тела.