Ангелы: Анабазис

22
18
20
22
24
26
28
30

— Да, — он устало потянулся и опрокинулся на шкуры. — Ты теперь Отец. Даже больше того. У тебя была своя роль — Наставника. Твой брат дал бы сильное потомство, а ты бы его воспитал в любви и служении к человечеству. Так появилось бы поколение высочайших по силе тэра. А Храму позарез нужно сильное новое поколение — в междоусобице в девяностых погибло две третьих Славянского Схода. Ещё бы немного и нифига бы на русской земле не осталось. Границы отстаивать стало бы некому.

— Теперь мои дети станут тэра?

Юрий пожал плечами, но потом признал:

— Вероятность высока, учитывая, что инициация часто проходит от матери к ребёнку. Но главное не в этом. Главное — они будут особенными. И для тэра в том числе.

— Не понимаю.

— Думаешь, что тут в генетике дело? — усмехнулся друг. — Нет. Это не из той же оперы, что скрестить овчарку с догом и дожидаться умного и рослого потомства… Гены — это так, набор физических носителей для определения телесных и немножко психических качеств человека. Основой, матрицей они являются только для того, что можно пощупать руками. Главное же кроется в самой сущности — в духовности, морали, нравственности. Именно они — матрица энергии любого существа.

Зубров, закончив лекцию, потянулся и, опёршись о края ямы, одним рывком вырвал тело из воды. Поднялся, подвигал рукой, проверяя работоспособность. Подождал, пока стекут капли да услужливо подлетевшая «альфа центавра» подсушит кожу. Задумчиво сжал-разжал кулаки. Было заметно, что сказал не всё.

— К чему ты всё это?

— Твои дети изначально будут иметь матрицу с большой степенью конфликта. Ты — порт, туннель, коридор, по которому пойдут силы крайних вибраций. Высокие — Света. И низкие — Тьмы. Конфликт будет настолько мощным, что твоим детям, возможно, удастся изменить саму нравственность человечества. И для того, чтобы они остались с людьми, а не ушли с тэра, тебя и берегут от инициации. Чтоб воспитал соответствующе.

— Вот тебе и раз! Что — последний приход Мессии на землю был слишком давно, по-вашему?

— Давно, — сухо отозвался Юрий. — Под контролем сил, заинтересованных в консервации морали, человечество пропустило три точки, когда можно было изменить мир и вывести его на новый виток.

— Изменить мир к лучшему, — Медведев покачал головой. — Громко сказано. В это столько труда вбухнуть надо! А человек — скотинка ленивая, он так просто меняться не будет. Его придётся постоянно хворостиной подгонять.

— Для того, чтобы изменить мораль, хватит одной жизни. Одного человека. С сильной матрицей и точным знанием того, чего он хочет добиться. И всё меняется. Достаточно только кровь пролить в нужном месте и в нужное время. Ну, да это тебе уже Маугли объяснял.

Михаил набычился и коротко спросил в лоб:

— Хочешь сказать — жизни моего сына.

— Почему же сразу сына, — проворчал Юрий, отвернувшись.

— Не пугай меня — я пугливый, — угрожающе процедил Медведев. — Ладно, мужик за свои представления или представления ваших пресветло-мудрых голову положит — не первый и не последний. Дело такое, мужское… А девчонкам по домам надо сидеть, детей воспитывать. Или ваши высокопресветлые этого не понимают?

Зубров совсем нахмурился, остервенело затёр плечо, словно оно являлось виновником нынешнего разговора. Сел у достархана, накинул на плечи куртку. Запах пота и дыма из ткани смешался с ароматом смол и трав. Взъерошил мокрый «ёжик» волос — полетели мелкие капли. С трудом нашёл слова:

— Мих, мученическая смерть — не единственная хворостина для понукания человечества. Но не пытай меня — как там всё обернётся. Я не ведаю будущего. Ни твоего, ни своего, ни всеобщего. Моя роль — стражество, а не пророчество. Я защищаю и знаю — что и ради чего. Для меня ты — тот, через кого идёт сила Бога. Но ты свободен в своём выборе и праве быть Отцом. Я — гарант этого. Поэтому ты — владелец колоссального дара для любого народа, любой расы и любого человечества…

И так он это сказал, что всё сразу встало на свои места.