И еще долго-долго ночами, утопая в свежей хрустящей постели, Саша пыталась понять, что же тогда напугало ее больше всего. И поняла. Она боялась, что Лиза не выдержит наплыва чувств, не справится с эмоциями. И тогда она сломается. Саша так и представляла – еще чуть-чуть, и в Лизе лопнет натянутая до немыслимого предела тонкая струна. И тогда… Вот оно, самое страшное. Саша не могла вообразить, что случится после.
А как Лиза открывала коробку… У нее же руки тряслись! И такие тонкие у нее были пальчики, а ногти все обгрызенные, страшненькие…
А в коробке были бабочки. Много-много. Большие, яркие, ручной работы; можно вешать на стены или цеплять на леску к потолку, чтобы они покачивались посреди комнаты, словно живые.
Именно тогда стало особенно страшно. Лиза от восторга перестала дышать. Открыла рот, хватала воздух, судорожно выдыхала…
– Лиза! – подскочил Иван.
– Ой, как это… Как же это… Милая моя! Красиво как!
Слова полились, заблестели слезки. И всех сразу отпустило.
А дальше Саша помнила плохо. Как будто вместо чая ей поднесли чистого спирту. Хотя это, конечно же, был чай – она отлично помнила, – она сама вытаскивала из чашки один за другим дешевые пакетики-пирамидки с крепким смородиновым вкусом, и они оставляли бурые разводы на блюдце.
Она не помнила, о чем говорили и говорили ли вообще. Руки Лизы, постоянно теребящие Сашины пальцы и колени, обжигали, не давали сосредоточиться, мешали. Любовь Лизы, безумная, всепоглощающая любовь, ослепляла, не оставляла места, страшно смущала и сковывала.
Саша не знала, что ей еще сказать. Она не знала, как себя вести с этой странной доброй восторженной девочкой. Она никогда не водилась, не имела никаких дел с такими людьми. А тетя Таня все подливала чай. А Мурзик свернулся калачиком на диване и уснул.
И в какой-то неуловимый момент Саше пришло понимание: то, что здесь творится, – хорошо, правильно. Как будто все это как надо – и глупая тетя Таня со своими куриными ножками, и мрачный Очитков, который даже не пытался казаться веселым, и этот Мурзик. И Лиза. Все правильно, потому что это правда. Что они такие, какие есть.
На прощание Лиза порывисто прижалась, обхватила Сашу руками. От ее футболки пахло детским потом, фруктовым дезодорантом и лимонадом. А под футболкой трогательно вздрагивали тонкие ребра и лопатки.
– Скажите, а вы любите меня? Хоть немножко?
– Конечно, Лиза, конечно, люблю.
Ну и пусть так. Пусть слово родилось, словно недоношенный еж. Но ведь родилось, задышало.
– Спасибо, спасибо, спасибо!
И снова – чувства взахлеб, слезы в глазах, порывистое дыхание.
Как страшно.
10
Синий вечер опустился на город. В прозрачном холодном воздухе любой предмет, ветка, здание, человек обретали четкий фиолетово-черный контур – фиксировались, становились иными, нездешними. Саша подумала, что так выглядит замедленное время.