– Пошли в кафе, – сказал Очитков.
– Разве мы на «ты»?
– Теперь да. Придется. Теперь вроде как кумовья.
Саша думала, что кафе будет похоже на то, недавнее, – с клеенками и пластиковыми стаканами. И была рада, что ошиблась. Тут хотя бы было уютно и не убого.
– Пьешь водку?
– Вообще-то нет.
– Вообще-то да. Но редко и стыдно, так ведь? Давай, чего уж. Сегодня надо.
Саше вдруг стало решительно все равно. Она чувствовала странное опустошение и усталость.
Выпили. Закусили. Помолчали. Иван налил еще. Саша чувствовала, как стремительно пьянеет. «Меня развезет, как восьмиклассницу», – подумала она. И тут же: «Ну и похрен». Со стойки звучала Don"t Speak. Саше нравилась эта песня – под нее хотелось медленно двигаться, уткнувшись носом в мужскую рубашку.
– Она скоро умрет, – тихо сказал Иван.
– Чего?
– Чего слышала.
– Да ну… Фигню какую-то несешь.
– Эндомиокардиальный фиброз. Так вроде правильно называется. Дело времени.
– А… а че это? – Саша потрясла тяжелой головой.
– Это не лечится. У нее не лечится. Операцию она не перенесет. Так врачи сказали. Я сам ездил везде, узнавал. Сказали – генетика, сказали – обостряется. Козлы.
– Господи… И когда?
– Скоро. Давайте выпьем еще.
– Бли-ин… Иван, да как так-то?!
– Пей, Саш. Все так. Я потом отвезу тебя.