– Не помнишь? Самый первый раз, когда я рассказал ее Дэвиду. Ты дождалась утра, пока мы отвезем его в школу, а потом отчитала меня. Я просил тебя послушать, в чем суть легенды, и даже приводил в пример отрывки, но ты только качала головой и размахивала руками.
– Прости, – Дороти легла на кровать, а голову пристроила на колени мужа. – Ты сам знаешь, какой я иногда бываю.
– Знаю, – согласился Леонард, гладя Дороти по голове, – но и люблю тебя за это.
Любовь – странная штука. У каждого есть свои представления о ней, о том, каким должен быть идеальный человек, но на деле зачастую люди влюбляются совсем не в тех, о ком можно было бы подумать. И оказывается, что мы любим не за какие-то черты или поступки, а всего человека таким, какой он есть. Всю совокупность положительных и отрицательных черт. Так и Леонард безоговорочно любил свою жену и не мог представить себя с кем-то другим.
– Но ведь это, на самом деле, не конец, – нарушила тишину Дороти.
– Что? – Леонард непонимающе посмотрел на жену.
– Ты знаешь, что было с Джеком дальше, просто не говоришь об этом Дэвиду.
– Да, знаю, – с горечью подтвердил Леонард.
– Расскажи мне? – она умоляюще посмотрела на него.
– Зачем? Не лучше ли, чтобы все заканчивалось не столь мрачно.
– Не всегда. Нам бывают нужны плохие концы. На их примере мы учимся гораздо лучше, чем на хороших.
– Эх, – вздохнул Леонард. – Ну хорошо. Слушай. Моряки отнесли обессилевшего Джека в каюту, где уложили его на постель, и сразу вернулись на палубу, оставив местного врача, если, конечно, его вообще можно было так назвать, наблюдать за состоянием пострадавшего. Но и доктор пробыл с ним недолго. Он лишь осмотрел больного, проверил дыхание, сердце и, убедившись, что Джеку ничего не угрожает, отправился по своим делам. И пока моряки наверху продолжали сражаться со штормом и крепили тушу кита к «Артемиде», Китобой пребывал без сознания. Ему виделись странные образы, исковерканные обрывки жизни, страхи, от которых он так усердно бежал, мечты, что тянули за собой, и, конечно, глаз умирающего ни в чем не повинного кита. Он видел Джека насквозь. Сломиться и признать то, кто ты есть, или отрицать до самого конца, увязнув во лжи видоизмененной реальности? Противоречия раздирали душу Джека на части. И никто из его товарищей об этом не знал. Через пару часов шторм наконец утих, и капитан смог без помех направить корабль обратно в Кроу Хилл. В это время Джек уже пришел в себя. Он запер дверь на ключ и лег обратно на кровать, повернувшись лицом к стене. Несколько раз кто-то пытался зайти, чтобы проведать его, но Джек рявкал на них и просил не беспокоить.
Он не мог закрыть глаза, поскольку тут же из темноты возникал образ кита. Оставалось лишь пялиться в деревянную отделку каюты и ждать, когда корабль вернется домой.
– О чем он думал? – поинтересовалась Дороти.
– Ни о чем, – Леонард пожал плечами.
– Как так?
– Хоть он все еще сохранял связь с реальностью, но сознание погрузилось в сумеречную спутанность. Джек никогда не мог вообразить, что с ним вообще может произойти нечто подобное. Почему-то эта встреча сломила его, и теперь в душе творился полный хаос. Правда, постепенно все-таки начал вырисовываться победитель…
– И думается мне, что речь не о признании истинного себя.
– Нет, не о признании. Его психика сработала таким образом, чтобы принять все возможные меры для защиты существующего «Я». И потому жертвой пали и немногочисленные хорошие черты его личности. Джек с головой погрузился во тьму.
– Спятил?