– Мой мальчик, – одними губами произнесла Дороти, подходя к кровати.
Она побоялась потревожить его сон, и потому не присела рядом, а осталась стоять и молча смотреть, как он спит. Ради его счастья Дороти была готова на все.
***
Получив разрешение Леонарда на весь вечер занять его кабинет, Дороти закрыла дверь, отодвинула от стола кожаное кресло и поставила его перед большим прямоугольным холстом, который долгое время лежал в подвале, дожидаясь своего часа. Чтобы посторонние шумы и не думали ее отвлекать, из колонок проигрывателя лились звуки классической музыки, которая всегда помогала Дороти настроиться на нужный лад.
Достав краски и кисти, женщина села в кресло и принялась смотреть на белое нетронутое полотно, чтобы понять, что именно должно на нем появиться.
Ей вспомнилась картина с Китобоем, но она не собиралась рисовать ее снова – одного раза вполне было достаточно. Пейзаж? Нет. Портрет? Нет. Натюрморт? Точно нет. Что же это должно быть?
Где-то там за пределами кабинета, ставшего неким прообразом изолированного мира, жизнь продолжала идти своим чередом. Пока на заднем фоне работал телевизор, в котором показывали очередной боевик, Леонард помогал Дэвиду со школьным проектом. Вместо чего-то обычного мальчик захотел построить макет театрального зала. Дело непростое, но благородное.
– А почему именно театр? – спросил Леонард, когда впервые услышал об этой идее.
– Я хочу стать актером и сыграть Китобоя, – гордо ответил Дэвид.
– Китобой Джек, – не самый хороший персонаж, о котором можно мечтать.
– Но я же не могу сыграть кита, – развел руками ребенок и был абсолютно прав.
И вот теперь каждый вечер час или два выделялись на создание макета зала. Они заботливо вырезали каждое кресло, по несколько раз отмеряли нужное расстояние и огромное внимание уделяли сцене и занавесу.
А тем временем Дороти все никак не могла придумать, что же ей делать. Тогда она откинулась на спинку кресла и закрыла глаза, надеясь, что идея придет к ней сама собой. В эти мгновения даже голоса молчали.
Во тьме, которую Дороти перед собой видела, начали появляться непонятные яркие вспышки. То тут, то там, но, к сожалению, они сразу гасли, оставляя после себя едва видимый свет. Эдакие несформировавшиеся идеи, которым не суждено было стать чем-то большим, нежели секундная вспышка. Когда исчезли и они, то осталась лишь пустота. Незримая и бесконечная. И, когда художница уже была в шаге от того, чтобы сдаться, появилось два ярких шарика, а затем еще три. Каждый из них со своей скоростью вращался вокруг центра, в котором находилось что-то, чего пока Дороти не могла рассмотреть.
Один из шариков оказался слишком близко к центру, и в какой-то момент его разорвала невидимая сила. Хоть оставшиеся от шарика песчинки и стремились сохранить свою траекторию, но из этого ничего не вышло – они исчезали навсегда.
– Так это не круг, – подумала Дороти. – Это спираль. Рано или поздно каждый из шариков достигнет центра и тогда их ждет точно такая же участь.
Теперь Дороти точно знала, что и почему должна изобразить: черную дыру, пожирающую звезды. Она смело взялась за кисти и приступила к работе. Каждая деталь картины уже была нарисована в ее воображении, теперь оставалось только перенести все на холст.
К сожалению, Дороти не поняла, что образ, возникший перед ней, оказался совсем не случайным – в нем было то, чего она не осознавала и во что отказывалась верить. Черная дыра была не чем иным, как болезнью, которая день за днем продолжала пожирать ее сознание, а яркие светящиеся шарики представляли собой нетронутые части личности, неумолимо летящие к своей погибели. Подсказка разума оказалась неверно истолкованной и потому не принесла никакой пользы для несчастной женщины.
Отключившись от реальности, Дороти с головой погрузилась в работу. Ее настолько захватило вдохновение, что она даже позабыла о том, кто она такая и где находится. Перед ней была цель оживить образ, а значит, все остальное должно было уйти на второй план.
Когда Дэвид уже давно спал, Леонард решил проведать, как продвигаются дела у жены, и постучал в дверь. Ответа не последовало, и он постучал снова, но более настырно. Стук ворвался в замкнутый мирок Дороти неожиданно: удары заставили воображаемые стены покрыться трещинами, а затем и вовсе рассыпаться.