– Если начал говорить, то говори. В чем дело? – Леонард сел на корточки, чтобы оказаться на одном уровне с сыном.
Чувствуя, как слезы то и дело подкатывают, а голос дрожит, Дэвид пересказал отцу все, что ему было известно: о первых странностях мамы; о том, как никто не хочет ему верить; о ночи, когда отец оставался в кафе; о ее разговорах с кем-то невидимым и многое-многое другое, включая увиденное этим утром на кухне. Хоть и пришлось приложить немало усилий, но мальчик выложил абсолютно все, что ему было известно. В его голосе чувствовались страх и тревога за мать. Долгое время, пока взрослые не обращали внимания, Дэвид наблюдал, как разрушается его привычный мир. Едва последнее слово вылетело из уст мальчика, он больше не смог сдерживать слезы и расплакался.
– Иди сюда, – Леонард притянул к себе сына и обнял. – Все хорошо.
Поначалу, слушая сына, Леонард скептически относился к тому, что считал не более чем фантазиями ребенка, но некоторые моменты оказались ему знакомы, и он задумался. Продолжив перебирать воспоминания, Леонард вынужден был признаться себе, что неоднократно становился свидетелем «странностей» жены, которые при этом отказывался должным образом воспринимать. После аварии Дороти стала другой. Из общительного улыбчивого человека она превратилась в замкнутую женщину, стремящуюся свалить свое нежелание выходить из дома на усталость или головную боль. Неоднократно Леонард подолгу ждал, пока Дороти выйдет из ванной, и каждый раз удивлялся, что же там можно так долго делать. И даже ее разговоры с самой собой он оставлял без должного внимания. Почему? Как так? Леонарду стало стыдно не только перед Дэвидом и Дороти, но и перед самим собой. Ребенок, который только учится жить в мире и для которого он должен быть наставником и опорой, открыл ему глаза на очевидные вещи.
– Послушай меня, – Леонард крепко взял сына за плечи и посмотрел в глаза, – мы поговорим с мамой.
– Пап, она скажет, что все нормально…
– Нет-нет. Мы поговорим о том, что нужно поехать к врачу, покажем ей, что мы рядом и готовы помочь, а если она откажется, то я вызову доктора сюда. Договорились?
– Я боюсь, – опустив взгляд, признался Дэвид.
– За маму? Все будет хорошо.
– Нет, я боюсь маму. Мне кажется, она может сделать нам что-то плохое.
– Что ты такое говоришь? – трудно было поверить собственным ушам, когда слышишь нечто подобное. – Она же твоя мама.
– Она так зло смотрит. Улыбается, но смотрит, – перед глазами мальчика всплыло натянутое выражение лица, которым Дороти много раз прикрывала настоящие мысли, роящиеся в голове.
– Дэвид, не перегибай палку. Да, возможно, маме нужна помощь, но она не способна сделать больно ни тебе, ни мне. Мы поговорим и все решим, – даже теперь, после столь, казалось бы, явного прозрения, Леонард не допустил возможности того, что неправ.
– Пап…
– Все будет хорошо, – Дэвид знал этот отцовский тон, означавший, что разговор окончен и не стоит даже пытаться вставить лишнее слово. – Пойдем, – Леонард выпрямился и взял сына за руку, – веди себя как обычно. Нужно быть сильными. Ты понял?
– Да, – кивнул Дэвид и последовал к дому вместе с отцом.
Завтрак был почти готов. На столе в идеальной последовательности и на одинаковом расстоянии друг от друга дожидались своего часа тарелки, стаканы, и четко посередине расположилась хлебница с тонко нарезанными ломтиками. Дороти стояла возле плиты, пока ее разум витал где-то далеко, а рука сама помешивала омлет на сковородке. Литэс ушел, оставив ее одну. Она так и не поняла, куда и зачем, но, с другой стороны, это было не ее дело, ведь он сам себе хозяин, и не дело задавать лишние вопросы.
По результатам разговора Литэс убедил Дороти, что необходимо предпринимать действия по спасению Дэвида в самое ближайшее время, поскольку промедление подобно смерти, и Оболочка, что обрела достаточно сил, может поглотить ребенка, растворив его, подобно еде, попавшей в объятия желудочного сока.
Дороти не заметила, как пришли Леонард с Дэвидом, – ни звук двери, ни стук шагов не привлекли ее внимания, и только неожиданный поцелуй в щеку заставил опомниться и вернул в хорошо знакомый ей мир.
– Вкусно пахнет, – заметил Леонард, приобняв жену за плечи.