– Мы с Дэвидом с тобой. Тебе нечего бояться, – Леонард вместе со стулом пересел к жене и обнял за плечи.
Если бы в тот момент, когда его рука коснулась Дороти, он посмотрел ей в лицо, то успел бы увидеть тень отвращения, которая моментально исчезла благодаря внутреннему контролю. Но Леонард поверил словам, сказанным любимым человеком, и ничего не заметил. Стоило быть более осмотрительным, но за годы, прожитые с Дороти, он привык к тому, что брак – это доверие, союз людей, готовых выслушать и помочь друг другу. Столь хорошая привычка в итоге сыграла с ним злую шутку.
– Я позвоню в больницу и узнаю, можно ли сегодня приехать.
– Нет, не сегодня, – встрепенулась Дороти.
Ей живо представилось, как они приезжают в больницу, и доктор, не имеющий ни малейшего понятия о Китобое Джеке и всем том, что происходит в их доме, настаивает остаться для полного обследования. Даже малейшая вероятность подобного события ставила весь план под угрозу.
– Не стоит откладывать этот вопрос, иначе мы так никогда туда не попадем.
– Завтра, – прошептал Литэс.
– Завтра, – сказала Дороти. – Дай мне морально подготовиться. Ладно? Завтра поедем хоть рано утром.
Леонард взглянул ей в глаза, полные мольбы, и его решительность тут же растаяла.
– Хорошо. Завтра, – он глубоко вздохнул и еще крепче обнял жену. – Но только больше никаких переносов.
– Никаких, – подтвердила она и, доигрывая роль до конца, прижалась к Леонарду.
Дэвид, все еще сидевший на ступенях, был рад исходу разговора родителей, хоть в отличие от отца и тревожился от того, что поездка произойдет только завтра.
Волна, набирающая силу во время шторма, заставляет мир на одно мгновение застыть. Мгновенье длится всего лишь секунду, но ты успеваешь поверить, что самое страшное позади, и тут волна обрушивает на тебя всю свою мощь до последней капли, увлекая на дно под толщу воды. Леонард, согласившийся перенести визит к доктору на следующий день, даже не подозревал, что облегчение, которое он почувствовал, не более чем обман, который раскроется, едва волна окончательно наберет мощь.
***
Отпросившись гулять, Дэвид выбежал из дома и залетел в гараж, где за долю секунды отыскал взглядом велосипед, в дальнем углу дожидавшийся своего хозяина под старым покрывалом, которое родители любезно отдали сыну, чтобы он оберегал дорогую для себя вещь от грязи и пыли.
Велосипед был совсем новый (его подарили Дэвиду на Рождество), и благодаря заботе хозяина он выглядел так, будто ему самое место в витрине магазина, чтобы привлекать клиентов.
Сбросив покрывало с железного коня, мальчик выкатил его на улицу и тут же оседлал.
– Вперед, Росинант! – прокричал Дэвид, со всей силы нажимая на педали.
Они мчались по грунтовой дороге средь голого поля, где от колосившейся пшеницы остались одни воспоминания. Прохладный ветер хлестал Дэвида по щекам, но это не доставляло дискомфорта, а скорее наоборот – он чувствовал жизнь в ее первозданном проявлении, которое ускользает от многих людей, едва они пересекают границу между детством и взрослостью. Возможно, что сама граница и есть отказ от былых чувств и мыслей. Их место занимает нечто более обыденное, человеческое. Нечто, лишенное легкости и простоты, зато наполненное надуманной ответственностью и проблемами. К счастью, Дэвид был еще мал для того, чтобы видеть мир как взрослые, и потому мог с неподдельным восторгом нестись вперед, рассекая воздух. Дорога пролетела незаметно, и расстояние до дома Фенька растаяло, словно его вовсе и не было.
Мальчик слез с велосипеда и аккуратно прислонил его к перилам на крыльце.