Враг преодолел больше половины пути, еще минут пять – и к обстрелу колонн присоединятся все имеющиеся орудия. И Прохор готов был отдать собственную саблю за то, чтоб задумка государя удалась. Даром, что ли, саперы всю ночь в три погибели минировали пустыри на флангах. Для них в плане Генштаба отвели особую роль, в которой сыграет и полевая артиллерия.
Армия противника смотрелась пестро и аляповато, не было в ней русской слаженности, однако людишек у них не в пример больше. И ведь они не трусоватые османы и уж тем более не дикие восточные степняки. Если бы в рядах врага были одни лишь поляки да саксонцы с датчанами, генералы Алексея даже не сомневались бы в победе, но имперцы в черно-белых мундирах уже доказали, что закат их воинской славы еще не наступил.
Прохор внимательно следил за противником через подзорную трубу – это хитрое приспособление имеется у каждого военачальника от полковника и выше, а уж пользы приносит столько, что и говорить о ней кощунственно. Хотя и вестовых труба заменить не в силах.
Вон идут побитые не раз саксонцы, непонятно почему гордые, рядом с ними шествуют, наверное, последние псы войны этой эпохи: матерые, дисциплинированные воины, но увы обходящиеся любой стороне в кругленькую сумму. Чуть левее от наемников маршируют поляки – одетые кто во что горазд, некоторые с ржавыми клинками и даже самодельными копьями, переделанными из сельхозинвентаря: убогое зрелище. Впрочем, чего еще ожидать от страны, в которой вот уже больше полувека нет нормального правления. Ярким пятном на фоне всех остальных смотрелись имперцы и… что самое удивительное, два полка датчан, до этого так толком себя нигде не проявивших, хотя в атаках участвовавших.
Момент истины близок. Впервые за долгое время Митюха чувствовал, что волнуется, сердце билось так, что в ушах стоял легкий звон, щеки покраснели, будто на морозе, и в довершении всего в голову лезли всякие глупости: об учебе, императрице и конечно же о Петровке.
Сколько бы это состояние продолжалось – неизвестно, но стоило чуткому уху генерал-майора уловить вдали гортанные рванные команды офицеров противника, как он моментально очнулся.
– Всем ждать приказа. Первый выстрел по команде, остальные по готовности. Вопросы? Отлично, раз нет, а теперь по местам!
Шесть майоров, все рослые, прошедшие не один десяток боев и сражений, козырнули, приложив правую ладонь к темно-синей кепи, развернули коней и рысью направились к своим батальонам. В общем, можно было их вовсе не инструктировать, но Прохор привык к точности и, хотя доверял братьям как себе, отойти от единожды введенных правил не мог – Устав не позволял.
Когда-то эта в меру холмистая равнина была зелена, на ее просторах цвели сотни чудных созданий матушки-природы, но сейчас от нее не осталось ничего, даже малые рощицы и те исчезли под топорами людей, будто бы специально решивших извести все живое на своем пути.
Все вытоптали до такой степени, что за идущим войском поднимается целое облако пыли. Откуда только оно взялось, не степь же! Ан нет, глаза Прохора не подводят, и в самом деле – пыльная завеса.
Между тем невооруженным глазом уже видны лица солдат, марширующих в первых рядах. Выражения у большей части как у смертников, влекомых парой палачей на эшафот, но есть и такие, кто светится жаждой убийства, но их очень мало, да и то по большей части в отрядах наемников.
– Горнисты – орудиям бой!
Трое бойцов поднесли к губам искривленные трубы и выдали два коротких и один длинный гудок. Несколько секунд спустя все колпаки корпуса «Русских витязей» начали пальбу.
На сей раз стреляли кубышками, оставив немногие бомбы в резерве, которого за последнее время и так осталось до безобразия мало.
Ду-дух! Ду-дух! Двенадцатифунтовые орудия выплевывали смертельные гостинцы один за другим. Конусообразные снаряды, ударяясь о землю, взрывались, и частенько, как замечал не только Прохор, начинка не доставала противника, хотя и того, что было, врагу хватало.
«Вот бы кубышки взрывались в сажени над землей или даже в метре, вот бы тогда вражины поплясали, а затем и умылись кровавыми слезами!» – думал генерал.
Впрочем, он, как и многие другие командиры, еще не знал, что в Петровке над этой проблемой думают едва ли не так же усердно, как и все артиллеристы русской армии.
Между тем вражеские полки, начавшие нести ощутимые потери, ускорили шаг, а чуть погодя вовсе перешли на бег трусцой. Да и оба крыла кавалерии ускорились, стараясь как можно быстрее выйти на оперативный простор.
«Теперь можно и пощипать чуток», – усмехнулся про себя Митюха и тут же скомандовал:
– Мортирщикам огонь по готовности, стрелкам – прицельный бой!