Горнисты продублировали короткими и длинными гудками отданные молодым генералом команды, и тут же стоящие перед основным строем бойцы легко выбежали чуточку вперед. Те, кто был в парах – мортирщики, остановились раньше, ну а снайперы-одиночки с нарезными фузеями заняли позиции чуток дальше.
Выведя людей на огневой рубеж, Прохор потерял над ними власть. Ровно до того момента, пока они не отстреляются и их командиры не скомандуют: «Назад!» Глядя на стрелков, генерал не раз вспоминал о том, что говорил Старший брат о них, о роли, которая им уготована, и той ответственности, что лежит не только на офицерах, но и наставниках, передающих свой опыт молодым дарованиям. О многих вещах тогда рассказывал ему молодой цесаревич, беседуя наедине, увы, но не все реализовано, еще больше предстоит сотворить, а к некоторым делам, возможно, вовсе не получится подступиться – но Прохор верил, что потомки их завершат, а там, глядишь, и вовсе перешагнут грань, станут тем народом, о котором так грезит император…
Щелк! Щелк! Щелк! Будто кнутом кто-то играет, так и слышно, как язычок рассекает воздух. Да только не кнутовище в руках молодых воев – приклады, любовно выточенные мастерами, да приклады, указующие стволу цель, в которую нужно попасть.
Винтовки, как все чаще называют нарезные фузеи, стреляют по-особому, и дело даже не в том, что пуля летит дальше, точнее, нет все дело в звуках. Пуля с характерным щелчком, но только громче чем у кнута, и будто бы злее. Это как сравнить полет комара и шмеля – вроде принцип один, а вот спутать нельзя.
За «ударами» и громоподобными взрывами бомб «богов войны» теряются смертоносные кровавые действа малочисленных мортирщиков. Их мало, по сравнению с тем же корпусом «Русских витязей», но страха и жути успели нагнать уже в первые минуты стрельб!
Десятки продолговатых снарядов посыпались на головы противника в тот момент, когда начали падать ротные командиры и знаменосцы. В то время, когда унтера еще на заменили выбывших, а упавшие знамена не подняли с земли…
Бух! Дах! Бух! Дах!
Мины сыпались локальным градом, взрываясь прямо в колоннах, выкашивая всех в радиусе семи-восьми метров. Сотни осколков косой пронеслись по наступающим, калеча и убивая тех, кто еще минуту назад был полон сил и здоровья.
Дымные следы пронзали голубой небосвод, пороховой заряд иссяк, продолговатые снаряды в жестяной оболочке продолжали падать на головы врагов. После третьего выстрела мортирок со стороны противника раздался яростный рев, тысячи солдат бегом кинулись к витязям. С фланга их прикрывали несколько сотен конников, отделившихся от общей массы.
Вражеские командиры пытались остановить своих солдат, вновь сформировать колонну, а некоторые уже начали выстраивать шеренги для атаки, да только получалось плохо и даже безобразно – едва ли не треть бойцов лежала на земле, и еще столько же поддались яростному порыву, замешанному на страхе, злобе и крови. Но расстояние оказалось все еще велико для результативного рывка – саксонцы с поляками не пробежали и половины, как начали выдыхаться.
Упустить такой шанс генерал, конечно, не мог. Сейчас Прохор не глядел на то, что происходит на позициях возле его рубежа обороны. Для него исчезли Рязанский, Московский, Псковский и Новгородский полки, остался только враг, которого нужно уничтожать всегда и везде, любым способом без пощады и жалости.
Вот отступили за спины братьев последние пары мортирщиков, и теперь ничто не мешает витязям стрелять.
– Беглый огонь! Пли! – приказал Митюха, гарцуя чуть позади центра строя. Загудели горны, вмиг оживились витязи, и тут же послышались первые слитные залпы – при такой команде вести корректировку огня отдавалось ротному, а непосредственно направлять огонь уже сержантам, благо что в каждой пятерке бойцов есть капрал, свободно следящий за боеготовностью своих воинов.
На губах генерала заиграла улыбка, ему вспомнилось, что еще не так давно он стоял перед строем, под палящими лучами южного солнца, и даже не замечал, как о кирасу рикошетят стрелы грязных степняков. Теперь же война другая, да и звание иное, а уж о мозгах и говорить не следует – рисковать головой понапрасну нельзя, эту истину в Митюху Старший брат вбил до конца жизни.
Между тем противник все же сумел приблизиться настолько, что в сторону корпуса все же прозвучали первые, пока еще куцые редкие залпы. Вскрикнул молодой витязь, Прохор оглянулся и узнал в нем шестнадцатилетнего Ваньку Ладейщикова, боец из него так себе, но вот как столяр уже успел себя проявить.
«Неужто убили?» – не поверил Митюха.
Но нет, вон подняли.
«Ранен, правое плечо в крови, видать пуля срикошетила от кирасы, может только задела, и кость не повреждена…» – сразу оценил генерал, но отвлекаться в начале боя – ошибка непростительная, поэтому тут же переключился на происходящее на поле боя.
Врагов будто бы и не убывало! Сколько не убивали, а их все пребывает и пребывает, словно головы змея, что сторожил Калинов мост. Да только и своего огонька у руссов имеется изрядно.
Мортирщики, заняв позиции в тылу, тут же приступили к бомбардировке наступающих шеренг противника. Новые хлопки взрывов на правом фланге зазвучали чаще. Колпаки стреляли на износ, стволы уже начали дымиться, того и гляди очередной снаряд взорвется прямо внутри орудия. Прохор уж хотел кликнуть зарвавшихся артиллеристов, но те и без него все видели, да и разбирались в своем деле не в пример лучше, так что бочки с уксусом, для охлаждения, уже катили к пушкам.