Она что-то с чем-то. — это единственная мысль, полностью занимающая мою голову.
Пока Фурия трясётся в оргазме, прилагаю все силы, дабы восстановить разбитое на дробинки дыхание и тормознуть на том, до чего уже дошёл. То есть дать ей одеться, вынуть руку из промокших насквозь трусов и пожарить чёртовы колбаски. Вот только у меня проблемы, потому что остановиться я не могу. Свободной рукой плотно прижимаю почти голую Царёву к груди и тащусь от этого контакта.
Несмотря на достаточно скромный размер груди, она пиздец какая красивая. Меня крепко вставляют крупные тёмные сосочки с такими же тёмные ореолами вокруг них. Мне нравится видеть, как они сморщиваются от моих касаний. Нравится чувствовать, как эти твёрдые вершинки вжимаются в кожу. Нравится слышать разорванное на части тяжёлое дыхание и тихие, но звонкие стоны.
Я признался, что влюбился в неё вполне осознанно и продуманно. Хотел, чтобы она знала и понимала всю серьёзность моих намерений. Ещё до этого разговора знал, что отпустить её уже не смогу. Если реально захочет вернуться в Америку, то поеду за ней после дембеля. С английским у меня неплохо. С учёбой что-то придумаю, переведусь на дистанционку или заочку. С заработком тоже решу. В любом случае, Кристину не оставлю. Уже не представляю, как мы по отдельности будем. Как всё это провернуть, задачка, конечно, не для слабонервных, но трудностей не боюсь. Буду решать проблемы по мере их поступления. В данный момент она у меня всего одна: перестать водить пальцем вокруг истекающей соками расщелинки и пульсирующего клитора.
— Андрюша… — перекатывает дыханием в шею, немного отстраняясь, но стоит моим глазам скатиться вниз, как Фурия тут же приклеивается обратно, пряча грудь.
Откуда в ней эта стыдливость? Если учесть её обычную одежду и откровенно сексуальное поведение, то даже представить сложно, как Царёва краснеет и лепечет от смущения. Но, бля-ядь… Как же меня от этого прёт. Вставляет от неё такой. Хочется стать для неё проводником в мир, о котором Кристина ничего не знает. Вести за собой. Научить не бояться меня и не стесняться собственного тела и наготы. Ведь Крис так прекрасна в ней. Да, я романтик. У меня талант красиво говорить и ухаживать. И дело вовсе не в опыте, а в чувствах и желаниях, с которыми это делаешь.
Мягко веду ладонью по разогретой солнечными лучами и слегка вспотевшей спине. Зарываюсь лицом в душистые вьющиеся волосы и просто вдыхаю её эксклюзивный аромат.
Девушка напрягается. Чувствую, как прокатывается напряжение у неё под кожей. Тягостно вздыхает. Пробегает губами по шее и плечу. Меня буквально обсыпает мурашками. Она отодвигается назад и опускает взгляд вниз. Дёргано прикрывает волосами грудь и сипит, всё гуще заливаясь краской:
— Я нравлюсь тебе… — замолкает, будто подбирает слова. Я просто жду. Ласково прочёсываю пальцами волосы. — Такой? — в итоге добивает так, что остаётся только гадать, что именно она имеет ввиду.
Без прикладывания силы, но всё же с давлением стискиваю двумя пальцами её подбородок и заставляю поднять на меня лицо. Крис едва не задыхается, когда встречаемся взглядами. По новой дрожью расходится и старается прибиться ко мне, но я удерживаю её на небольшом расстоянии, мешая спрятаться.
— Какой «такой»? — хриплю в ответ севшим на эмоциях голосом.
Она судорожно тянет воздух и выпаливает, глядя прямо в глаза:
— Ты говорил, что у меня грудь маленькая. И вообще… Я… Это так стыдно. Раздеваться перед кем-то.
Закусываю губы, подвернув их внутрь и стараясь сдержать смех. Блядь, и это самоуверенная сука Кристина Царёва?
Грудная клетка трусится от подавляемого хохота. Только чтобы не задеть ненормальную ещё больше, обеими руками крепко обнимаю и целую в макушку. Улыбка расплывается по лицу, но не заржать всё же получается. Не могу я так, когда Фурия настолько уязвимая. Знаю же, что тут же взорвётся. Осторожно перевожу дыхание и шепчу, склонившись к уху:
— Очень нравишься, Манюня. И я не кто-то, а твой парень. Твой мужчина, Кристина. Ты не должна испытывать стыд за свою наготу. Ты очень красивая в одежде и без. И грудь у тебя совсем не маленькая. — с опаской проталкиваю между нами кисть и сминаю мягкую плоть, взвешиваю на ладони. Крис задыхается на вдохе. — Совсем не маленькая. Я так говорил, чтобы позлить тебя. Она идеальная.
— Д-да? — заикается Царёва, отрываясь, дабы посмотреть мне в глаза.
Уверенно киваю и со всей серьёзностью высекаю:
— Для меня — да. — перебрасываю руку на её раскрашенное красными пятнами лицо и нежно глажу пальцами. Внутри что-то переворачивается. Взмывает вверх. Меняется местами. Приходит в хаос. Перестраивается. В этой буре зарождается робкое, тёплое чувство к этой девушке. Такая глубокая нежность, что самого дрожью пробирает. Смотрю в тигриные глаза, на подрагивающие опиумные губы, на рвущий кожу пульс и сильнее влюбляюсь. Толкаюсь к ней, вжимаясь лбом в переносицу, и выбиваю ей в рот: — Как же я тебя ненавижу.
Кристина не отвечает. Только оборачивает руками плечи и тянется к губам. Легко целует, но смело. Скользит языком по моим губам, разражаясь чередой коротких вдохов-выдохов. Обнимаю своё помешательство, ласкаю в ответ, но не говорю «люблю». И дело не в том, что не готов, а потому что это слово ничего не изменит. Невозможно им выразить всё, что так ярко и горячо пылает в груди.