Дикий убирает руку и подскакивает с постели. С напряжением слежу за его метаниями. Он ходит по комнате, прижав кулак к губам. Лицо выражает тёмную скорбь. Брови сведены вместе, морщины прорезают лоб. Меня жутко трясёт, зубы стучат, плед то и дело выскальзывает из ослабевших пальцев. Взор расплывается. Упорно моргаю, фокусируя зрение, но оно снова и снова теряет чёткость, заливаемое бесконечным количеством солёной влаги.
— Блядь! — рявкает Дикий, с размаху ударяя кулаком в стену. Я подпрыгиваю на месте от грома его голоса. — Блядь!
Новый удар поднимает из горла перепуганный вопль. Андрей быстро поворачивается ко мне. Потемневшее лицо и полный сожаления взгляд немного успокаивают. Я начинаю верить, что он действительно только пугал и ничего не сделает мне.
Он, будто сдерживаемый невидимыми цепями, механическим шагом возвращается к кровати и опускается около неё на колени с той стороны, где я дрожу. Берёт мою руку, которую я, сама того не понимая, кусала. Сгребает в своих огромных лапах мою крошечную ладошку и опускает на них голову. Касается моих пальцев губами, а после упирается лбом, надрывно дыша.
— Прости меня, Кристина. Я перегнул. Реально хотел только напугать и переборщил. Думал, что так смогу избавиться от тебя. Но я не знал, что с тобой… — шумно сглатывает, не заканчивая фразу. Я сама не могу снова этого сказать. Андрей единственный, кто узнал мой страшный, постыдный секрет. — То, как ты вела себя… Все эти заигрывания, твоя одежда… Я даже подумать не мог, что… Блядь, Крис, прости. — подрывает виноватый взгляд на меня, подвернув губы внутрь.
С такой мольбой смотрит, что я по новой теряю способность дышать. И мне хочется его успокоить. Даже после всего, что он со мной сделал.
При этой мысли сжимаю бёдра, ощущая себя так, будто его пальцы всё ещё внутри меня. Это чувство усиливает неприятная резь в промежности и тянущая тупая боль в животе.
— Кри-ис… — стонет Дикий, прибивая мои пальцы к своим губам. — Мне жаль. Прости. Я бы в жизни не поступил с тобой так, если бы знал…
— Никто не знает. — шелещу бездумно. — И никогда не узнает. — добавляю осипшему голосу стальных интонаций. Чёрные глаза округляются в непонимании. Я закусываю уголок губы, качнув головой. — Никто и никогда, Андрей. — приподнимаюсь, опираясь спиной на изголовье, создавая видимость хоть какого-то достоинства. — Я сама виновата. — выпаливаю, пытаясь удержать слёзы в себе. — И сейчас тоже. Я не должна была так заигрываться, но… — отвожу взгляд в сторону и вниз, боясь смотреть в его глаза. — С тобой мне не было страшно. Была уверена, что ты никогда такого не сделаешь, но сегодня…
— Манюня. — сипит Андрей, заползая на постель и притягивая меня к себе на грудь. Не сопротивляясь, кладу голову на грудину, слушая быстрые, частые, тяжёлые удары сердечной мышцы. — Я сорвался. Ты реально сводишь меня с ума. Не ожидал, что зайду так далеко, но когда увидел тебя… мокрую, голую… Пиздец… Был уверен, что если трахну тебя, смогу жить дальше. — хмыкает, словно размышляет вслух.
— Андрюша, заткнись. — толкаю шёпотом, приподнимаясь. Локтями упираюсь в грудную клетку. Мужчина морщится от боли, но только перебрасывает кисть мне на поясницу, водя кончиками пальцев по спине. — Именно из-за этого я и хотела закончить игру. Всё слишком далеко зашло. Тогда, возле части, когда ты трогал меня, мне нравилось, но сегодня — нет.
— Очень больно сделал? — морщится он, не отрывая взгляда от моего лица.
— Да. — выпаливаю, заливаясь краской.
Он скрежещет зубами, сминая полотенце в кулаке. Закрывает глаза, с бешенством гоняя кислород сквозь зубы. Давление руки на спине растёт, как и сбоящий грохот сердца. Замирая, неотрывно слежу заплывшим взглядом за сменяющимися эмоциями. Мне даже не надо видеть его глаза, чтобы понять, что с ним происходит.
— Андрюша. — зову едва слышно, проведя костяшками пальцев по скуле и щеке. Он вздрагивает и разлепляет веки. Врезаемся взглядами, и тут уже обоих передёргивает. Вдыхаю дробью и теряю эту функцию. Заплетающимся языком выбиваю: — Давай закончим эту войну. Я больше не хочу.
— Я тоже, Фурия. — сипло высекает мужчина, толкая меня вниз. Обдаёт жаром слегка хмельного дыхания висок, чем призывает крупных мурашек. Жму в пальцах китель, стараясь хоть где-то спрятать глаза. Учащённое дробное дыхание пробивает навылет. Стальные мышцы покрываются каменной коркой. — Почему никто не знает, Крис? — хрипит, всё сильнее напрягаясь.
По каждой мышце пробегает судорога. Пальцы сворачиваются. Ногти до боли врезаются в ладони.
— Я не стану говорить об этом. Особенно с тобой.
— Кто это сделал? — настаивает Андрей.
Оттолкнувшись, перекатываюсь на другой край кровати и свешиваю с неё ноги. Стискиваю полотенце на груди и иду к шкафу. Вытаскиваю оттуда Пашкину футболку и рычу: