Немного поворачиваю голову, чтобы задохнуться летним ароматом, и шепчу:
— Твою мать, Фурия, ты меня убила. Как теперь? Как потом? — вздымаю глаза к потолку. — Боже, как мне жить, когда она исчезнет из моей жизни? Прошу… Помоги… — снова стягиваю глаза на спящую малышку. — Я тебя так сильно люблю, что ненавижу, Крис.
Глава 17
Она из тех, кого невозможно сломать
Понимаю, что уснул только после тяжёлого пробуждения. Сопротивляюсь, не спеша покидать царство Морфея, но ровно до того момента, пока не ощущаю мягкие губы на шее. Перевожу глаза вниз и крепче сжимаю рукой девушку, так и лежащую у меня на груди. На улице ещё темно, только светлая полоска на горизонте заявляет о предстоящем зарождении нового дня. В спальне с почти полностью задёрнутыми шторами и вовсе стоит мрак. Но это не мешает мне смотреть на Крис и понять, что она не спит. Едва дыша, обводит пальцами пуговицу на кителе, дёргает липучки на карманах.
— Что ты там хочешь найти? — толкаю сонным и слегка осипшим голосом.
Фурия, словно застуканная за чем-то неприличным, одёргивает руку и подрывает голову к моему лицу. Плечо, на котором она спала, отзывается тупой болью. Но, мать вашу, просыпаться, обнимая Царёву, стоит каждой секунды мучений.
— Проснулся? — мило улыбается девушка, наклоняясь ниже, чтобы чмокнуть меня в губы. — Доброе утро.
И, мать вашу, она заливается краской. Даже подумать не мог, что Кристина умеет краснеть, а особенно от такого невинного поцелуя. Тянусь за ней, когда приподнимается, и обжигаю маковые губы ещё одним мимолётным касанием.
— Доброе утро, моя Фурия. — хриплю ей в рот, а она ещё гуще краснеет.
Не сдерживаю довольную улыбку, видя её растерянность. Не верится, что она та самая стерва, одевающаяся как проститутка и играющая своей сексуальностью, как заправская шлюха. Девственница без девственности. Это куда хуже, чем обычная целка. Может, она и ведёт себя так, словно ничего не случилось, но она сломлена внутри. Сейчас, без масок и игр, она совсем другая. Настоящая Крис — мягкая и стеснительная, заливающаяся румянцем от незнакомого ей ранее контакта.
Огромные тигриные глаза широко распахнуты. Порозовевшие щёки. Взлохмаченные, растрёпанные, спутанные волосы раскиданы по спине и плечам, обвивают шею. Одна прядь падает на лицо. Ловлю её пальцами и убираю за ухо, попутно проведя ими по щеке. Царёва шумно сглатывает и роняет взгляд вниз на свои руки, жамкающие одеяло.
— Крис. — зову негромко. Она почти незаметно вздрагивает. — Ты в порядке?
Поднимаюсь, упираясь на локти, и так и зависаю, снизу вверх заглядывая в её глаза.
Она опять дёргается, поведя плечами назад, и пищит:
— Просто это так непривычно. Мы провели ночь вместе, но только спали. Я была уверена, что ты станешь настаивать, а я пока не готова и…
— Тсс… — перебросив упор на одну руку, прикладываю палец к её устам. — Я никогда не стану на тебя давить и напирать, Манюня. — её робкая улыбка озаряет предрассветное время. Ей явно нравится, когда так её называю. — И ничего не сделаю, пока ты сама этого не захочешь.
— Хоть поцелуешь? — бурчит она, но губы всё равно растягиваются.
— Ещё как.
Сдавив её затылок, тащу на себя, сам толкаясь навстречу. Сталкиваемся на полпути. Крис, дабы сохранить равновесие и не завалиться на меня, опирается ладонями на грудную клетку. Пощипываю её губы, с шумом дыша. Путаюсь в волосах, вскоре начиная задыхаться от возбуждения. Простонав что-то нечленораздельное, падаю обратно на кровать. Спрессовываю зубы, со свистом втягивая сквозь них кислород. Меня заводит даже такой невинный поцелуй, что, в общем-то, не удивительно, ведь я хочу её с первого взгляда. И хочу сильно. А сейчас мы с ней вдвоём в пустой квартире, в одной постели, она полуголая. И все эти факторы усиливают искушение. Единственный способ не загнуться от спермотоксикоза — это, как она когда-то и советовала — вздрочнуть.