— Не знаю, — цежу сквозь зубы, отгоняя тут же возникшие в воображении картины его возможного досуга с Лерой. — И знать не хочу.
— У вас какие-то терки? — удивленно спрашивает Паша.
— Слушай, тему давай сменим?
— Опять из-за хорошенькой вожатой у тебя крышу сносит, что ли? — не унимается приятель. — Мне вчера показалось, что у вас с ней все на мази.
— Между нами ничего нет, — отрезаю я раздраженно.
— Странно, ты же с нее глаз не сводил весь вечер, — Паша разводит руками. — Извини, друг, но это очевидно. И, кстати, не только я заметил.
Стискиваю челюсть, чтобы не дать вырваться наружу смачному ругательству. Не очень приятно осознавать, что я сделал из себя посмешище на глазах стольких людей. Ненавижу это. Ненавижу
— Между нами ничего нет. Точка, — чеканю я, но не удерживаюсь от импульсивного жеста — пинаю носком кроссовка жестяную урну.
— Эй, полегче, — изумленно бормочет Паша, морщась от неприятного грохота. — Как скажешь, бро. Успокойся только.
— Я спокоен, — огрызаюсь я тоном, удаленным от «спокойствия» на миллион световых лет.
Ответом мне служит скептический взгляд, который я игнорирую.
К счастью, Паша больше не лезет ко мне с расспросами и предположениями, поэтому я вновь возвращаюсь к своей миссии на остаток дня — забить на Александрову и Матвея и сосредоточиться на успехах отряда.
Получается у меня паршиво, и из-за этого я злюсь еще сильнее. Что, твою мать, она имела ввиду, когда сказала, что Вадик пытался ее изнасиловать? Он не мог! Они же встречались! Он сам мне говорил. И я его хорошо знаю — он же совершенно безобидный. Или нет?
Да, я не могу вспомнить ни одного раза, чтобы они целовались, но я точно помню, что рука Вадика часто лежала на ее талии, а смотрел он на нее глазами, абсолютно одуревшими от любви. И если ей это все не нравилось, зачем тогда она таскалась с ним все это время? Дикое предположение, что я мог нравиться ей пять лет назад я даже не хочу воспринимать всерьез. Это просто еще одна из ее игр, а с меня хватит. Пусть делает мозг Матвею. Ну, или кому она там еще это делает.
Оставив Пашу чилить на лавочке, иду к Ване, который заносит время забега моих парнишек в специальный журнал.
— Мы в норме? — спрашиваю я у физрука.
— Да. Неплохо пробежали, — подтверждает он. — Скакалку проигрываете.
— Кому?
— Профессиональная тайна, — усмехается Ваня, закрывая перед моим носом журнал. — Узнаешь, когда очки распределим с советом.
Я сейчас так взвинчен, что едва удерживаюсь, чтобы не нагрубить ему. Но тут в поле моего зрения попадает сладкая парочка — Волков идет на стадион вместе с Ларисой. И выглядят они при этом, как Барби и Кен, которые едва могут оторвать друг от друга пластиковые руки и глаза. Издеваются надо мной что ли? Или у них с Александровой шведская семья на троих?