– Вот, именно потому она и «нехорошая» считается!
– И в чём это выражалось, позвольте полюбопытствовать?
– Ой, да во всём! Ну, по порядку давайте? Для начала родители Володеньки. Ох… признаюсь, бесконечно жаль их. Чудесные были люди! Сперва скончалась матушка Володеньки, ему едва исполнилось семнадцать, или даже… точно, пятнадцать ему исполнилось! Всего за месяц «сгорела». Я так и не знаю, от чего, но подозреваю, от рака. Она мне обмолвилась только, что «диагноз нехороший», – бабуля многозначительно склонила голову, словно обозначая тем самым слова той женщины. – Володин отец часто уезжал на заработки на родину — работал горняком на Воркутинской шахте — однако когда всё случилось, он не смог оставить мальчика одного. Устроился работать здесь, механиком. Однако и он спустя ещё пару лет… отправился вслед за супругой. Инфаркт, не то инсульт… довольно скоропостижно. Володенька тяжело всё это переживал. Смерть мамы уже стала для него ударом, он порядком переменился — стал хуже учиться, грубить старшим. А уж после кончины отца и вовсе… Володенька запил, чего уж. Шила в мешке не утаишь, да и дела это давно минувшие. И ведь совсем молодой! Всего восемнадцать годков справил — и новый удар. Так жалко, такая трагедия, Боренька, вы себе не представляете! Мне доводилось с ним беседовать и он признавался: пил он лишь что бы забыть, что бы выкинуть из головы все эти кошмары и отстраниться от гнетущих дум. Но у него не получалось. Он уверял, что от водки только лучше себя слышит, собственные мысли, от чего ему становилось только горче… Понимаете, Боренька, он винил себя во всём произошедшем.
– Вы имеете в виду…
– Да во всём, мальчик мой! Он был уверен, что если бы не его оплошность, или будь он чуточку расторопнее, то пожарный, спасавший его, не погиб бы. Не заболела бы мать, не начались бы проблемы со здоровьем у отца… да и в доме нашем началось после тех событий… всякое.
– Что вы имеете в виду?
– Ой, не подумайте дурного, Боренька, ни в коем случае не подумайте! А то решите, что бабка из ума выжила на старости лет и мелит незнамо что. Нет, Боренька, я лишь говорю, что помню.
Маня с нашего этажа, сумасшедшая наша… она ведь тихая-мирная была до тех событий. А потом как подменили! Сперва она дёрганая стала. Всё ей призраки мерещились, спать не давали. Потом и того пуще: рассказывала нам, будто бы кто звать её ночами стал на разные голоса да жуки в стенах скрежетать принялись. И даже белым днём!
Ну потом уж она язык-то прикусила, когда на неё коситься стали да слушок по дому пошёл, что она на всю голову «тёпленькая». Едва пальцем на улице не тыкали! А потом уж… эх. Совсем плохо бедненькой стало. Вон, Валентина, соседка её, изо дня в день жаловаться начала, что Манька в стены всяким швыряется!
Мишка тоже.. с тридцать второй квартиры, главный алкаш подъезда. Не встречали? Ну как пьянь подзаборную увидите — значит, он. Один раз всё ломился ко мне, ломился, а я не открывала. Он орал, что ду′хи ко мне в квартиру зашли, представляете?! Ой, вздор-то какой! Ломился, а выпивать при том не забывал! Я в «глазок»-то поглядывал и видела: нет-нет, а водочки пригубит, точно язык смачивает. В итоге до того её нализался, да кабы не буквально — мне иной казалось, что он язык в бутылку суёт, макает словно бы — что упал замертво у моей двери!
Ну, я ментов на него вызвала, да его собутыльнички уволокли раньше, не попал он в вытрезвиловку. А что с ей толку? Он там едва не кажный день бывал, всех уж не то что в лицо — по запаху знал! Да-да, сама видела: нюх у него просто феноменальны! Легко человека с завязанными намертво глазами узнаёт. Ну и его, знамо дело, в той «вытризвиловке» уже как своего принимали. С поблажками, значит, как оно у нас и водится. Иной не на нары, а домой подвозили, что бы койку не занимал.
Да и много чего ещё было. Взять хоть вашу — «девятую». В ней ведь после Володенькиной смерти так никто ужиться и не смог. Люди даже шутили, что там дух самого Володеньки поселился, всё никак успокоиться не может, винит себя.
И даже если Володенька был не виноват в том пожаре, то винить себя не забывал. И ведь как ты не крути, Боренька, а начались все эти странности в нашем доме аккурат с тех событий, с того пожара.
– А Антонина Сергеевна говорила, что и до того люди умирали, ещё когда дом строился.
– Ой, ну это уж она брешет, конечно. Хотя, их семья-то почитай первой въехала. Может, и знавала Антонинка чего, что мне не ведомо, да только с её-то дырявой памятью… я бы не надеялась, Боренька. Кстати, вы как уходить соберётесь, вы мне напомните, что бы я ещё раз этой клуше набрала, да про деньги напомнила дочери сказать! С неё ведь станется, она и забыть может, а вопрос ведь так удачно закрыть можно раз и навсегда. И вам не волноваться, и Женечка, дочка Антонины, успокоиться!
– Да, конечно напомню… жаль только, что врачам извинения не светят, а стоило бы. Вот уж они — действительно герои, а она им порядком нагрубила и нервы, выходит, зря изводила.
– Ой, тут вы правы, Борис. Но не переживайте. Зная Женечку — она уже эту бригаду нашла, вычислила, всех поимённо знает и ко всем не по разу домой сбегала, деньги требуя. А раз дорогу знает, то и извиниться добежит! А я уж прослежу, что б она не отвертелась… да и Антонинка с неё не слезет. С её-то склерозом, она столько раз ей на мозги капнет, что Женька сама первая побежит, лишь бы матушка отстала, хах-ха-ха!
Мы прообщались со словоохотливой старушкой ещё долго. Она даже провела меня на обед в столовую санатория, для чего мне пришлось косить под постояльца, после чего, сытый и довольный, получивший даже больше информации, чем рассчитывал, я отправился обратно, в наш «обычный» дом. Надо бы успеть ещё с парочкой жильцов пообщаться. Сдаётся мне, с ними тоже не всё так просто и мне стоит расспросить и их. Особенно «сумасшедшую Машку». Сдаётся мне, мы из одной палаты…
Глава 26 - Прогулка по городу мастеров