Камеристка почуяла, что разговор начинается нужный.
— Всех денег не получить. Хозяин твой скоро станет важным чиновником, всё равно что вельможей, ему опасные дела ни к чему будут.
Женщине удалось нащупать больную мозоль. Роберто и сам размышлял, не решит ли дон Стефано, что при будущей должности ему ни к чему в охранниках осведомлённый о делах сеньора разбойник. Привычка главаря избавляться от знающих слишком много сообщников подручному тоже была известна. Правда, некоторых людей он отпустил с миром, но выбрал для этого туповатых участников простых нападений. Прикидывая, не удрать ли подальше, прихватив с собой деньги, Роберто опасался преследования. Сеньор дель Соль, очевидно, сворачивал разбойничьи операции и мог в отместку выставить бывшего правой рукой подельника главарём банды. Роберто стали бы искать по всей Эспании, где всюду выдадут чужака. Возможно, даже в колониях было бы не укрыться среди тамошнего разношёрстного сброда. Главное — закоренелого бандита совсем не прельщала мысль о жизни в бегах. Смерть матери напомнила, что юность прошла, остаться без единого близкого человека оказалось тоскливо. Как и его сеньор, подручный дона Стефано хотел обзавестись домом, порядочной ладной женой и детьми, которым не придётся ради куска хлеба или иных удовольствий выходить на большую дорогу.
Беспокоило, что дон Стефано не так давно отправился на какое-то дело, вернулся взбудораженный, на вопрос подручного рыкнул «Не лезь!» Из взятых с собой десяти человек половину отпустил сразу, двое вскоре погибли — не исключено, что не без помощи главаря, — а трое выглядели пришибленными. Если бы на то же время не пришлось жертвоприношение в Талоссо, Роберто сумел бы разузнать, где и зачем сеньор устроил нападение, которое скрыл даже от ближайшего помощника. Колдовство спутало карты — всюду можно было нарваться на стражников или осведомителей инквизиции, и подручный предпочёл сидеть тихо, не выясняя, что за дело озадачило главаря. Теперь Роберто гадал, можно ли принимать за чистую монету обещание дона Стефано взять его с собой в почтенную жизнь.
Толстые пальцы разбойника сжали распущенные по плечам волосы любовницы. Роберто приподнял голову камеристки и посмотрел ей в глаза:
— Прямо говори, что затеяла, баба. Чую, неспроста ты обо мне стала заботиться.
— Что мне скрывать? — Кончита сумела подавить страх. — Ты сам знаешь, как я хочу твоего сеньора отправить прямиком в ад, и почему — знаешь.
— Способ нашла? Кто надоумил? Ещё кого приманила своим сладким местом?
— Обошлось и без сладкого, — женщина твёрдо посмотрела в глаза любовника, не думая оскорбляться.
— Ваш доверенный, что ли? — хмыкнул разбойник. — Ему бабы ни к чему, верно, только я с пьяницей дело не стану вести.
— Не он. Оставь ты о сладком. Кому месть нужна, тому не до женщины.
Роберто отпустил волосы камеристки. Он по-своему был очень неглуп и первым делом подумал о приснопамятном пьяном обеде.
— Неужто мытарь?
Поколебавшись, Кончита рискнула.
— Он.
— Ему-то что?
— Оскорбление.
— Брось, дурёха. Чернильная душа обидчивой не бывает.
— Дон Стефано оскорбил его мать.
Роберто хмыкнул, но уже не столь недоверчиво. Вслух сказал: