Тогда дон Хуан не придал большого значения очередному нравоучению, но сегодня отцовские слова в памяти звучали иначе. Хотя отец дослужился до полковника, он никогда не позволял себе пренебрежительно обращаться с людьми низшего положения, не заискивал перед высшими, а с воевавшими офицерами своего возраста, даже званием ниже, держался на равных. С удивлением юноша осознал, сколь схожи манеры его отца с тем, как обращается со своими гостями отставной лейтенант Алонсо Рамирес. Кажется, отец знаком с деревенским идальго и относится к нему с уважением. Припомнить было сейчас мудрено, но, видимо, полковник говорил о доблести лейтенанта в военное время и о том, что повышение в чине Рамирес не получил не по своей вине.
Понимание своей постыдной роли подручного дона Стефано в грязной интриге было мучительным. Дону Хуану казалось, что он предал не только хозяина дома, оказавшего ему гостеприимство, но и родного отца — безупречно честного человека, свою семью, род, кровь и достоинство дворянина. Не на шутку тревожило, что бывший приятель, потерпев неудачу с одной интригой, затеет другую, не менее гнусную, жертвой которой могут оказаться не только Рамиресы, но и герцогиня де Медина, неосторожно доверившаяся негодяю.
Не представляя, как защитить людей, перед которыми дон Хуан чувствовал себя виноватым, и прекраснейшую на свете женщину, юноша слонялся по городу, сторонясь прежней компании, зашёл в таверну и сидел за столом, глотая вино, которое нисколько не утешало.
Неожиданно его позвали по имени:
— Добрый день, дон Хуан.
Узнав голос идальго, юноша поднял голову. Увидеть сейчас сеньора Рамиреса он не ожидал и встревожился:
— Сеньор, здравствуйте! Всё ли благополучно с вами и с сеньоритой Инес?
Идальго выглядел серьёзным, не улыбался, но, наверное, случись беда с его дочерью, был бы гораздо сильнее взволнован:
— Моя дочь в добром здравии. Я хотел с вами поговорить о другой девушке.
Юноша несказанно удивился — никаких других девиц он в Хетафе не знал. С недоумением дон Хуан стал слушать.
— В ночь перед вашим отъездом на тропинке рядом с селением напали на молодую крестьянку, возвращавшуюся из другой деревни, от больной тётки.
Не понимая, почему его спрашивают, юноша пробормотал:
— Она жива?
— Да. Негодяй над ней надругался. Я хотел спросить вас и вашего слугу — не видели ли вы чего-нибудь подозрительного, хотя бы необычного, или, может быть, слышали?
— Не представляю, чем могу вам помочь. Слугу к вам пошлю, куда скажете, поговорите с ним.
— В деле есть одна странность — в кармане передника девушки нашли золотую монету.
— Тогда… Почему вы уверены, что это насилие?
— Бедняжка сошла с ума. А о проделках с монетой я слышал в бытность свою лейтенантом. Не знаю имени негодяя, историю пересказывали как байку довоенных времён — что если не церемониться с упрямой простолюдинкой, то можно ей подсунуть монету. Девушка или сама найдёт, припрячет и не станет поднимать шум, или, если посмеет призвать к ответу насильника, монету у неё найдут и ославят несчастную продажной женщиной.
— Надо же. Я ничего не слышал, — юноша честно пытался припомнить рассказы нещепетильных приятелей и ночь перед отъездом из Хетафе. — После разговора у стены с сеньоритой Инес я отправился спать. Может быть, дон Стефано знает больше — он пришёл позже меня.
— Кабальеро гулял недалеко от того места, где совершено преступление, но он тоже ничего не видел и не слышал.