— Вот как? В колониях другой возможности нет?
— Гораздо труднее нанять относительно честных матросов, требуются большие усилия, но, похоже, капитан этого и не пытался достичь. В его команде оказались бывшие пираты, моряки, подозреваемые в бесчинствах и грабежах, неизвестный сброд. Надо отдать должное капитану Аседо, поддерживать дисциплину среди своих людей он умел, подозреваю, самыми жестокими мерами. Я разговаривал со старыми знакомыми, преданный мне человек — с матросами. И похоже, дон Стефано вернулся в Сегилью куда богаче, чем можно было бы ожидать от его призовых, даже с учётом утаённого от казны.
— Подозреваешь, он тайно пиратствовал?
— Да, — без обиняков ответил другу капитан Морено. — Я говорил сегодня о пропавших с «Эспаньолой» женщинах, но на самом деле их едва ли возможно найти. Собираюсь проследить путь купленных для диадемы принцессы камней, которые опознал ювелир Гонсалес.
Идальго стиснул зубы. Обвинение было кошмарным, но пожилой дворянин поймал себя на том, что не отвергает подобное подозрение, и сам не может избавиться от мыслей, что за нападение на несчастную Хилу ответственен дон Стефано. Быть может, дело в том, что к человеку, желающему совратить Инес, её отец неспособен отнестись непредвзято? Вслух сеньор Рамирес сказал:
— Как бы то ни было, желаю удачи. Ты взялся за непростое дело.
— У меня есть возможности. Мой управляющий — человек толковый и честный. Я могу оставить на него свою конюшню и псарню, хотя вряд ли в моё отсутствие дело пойдёт в гору. Я должен сказать тебе ещё кое-что.
— Говори.
— Я очень беспокоюсь за тебя и Инес. Особенно — за неё.
— Знаю.
— Пока я в отлучке, будет прилично поселить Инес в моём имении. Я уже распорядился, ко мне переедет пожилая родственница. Не знаю, чего можно ожидать от сеньора дель Соль, в моём доме ему твою дочь не достать.
— В твоём доме, в любом доме, кроме родни, Инес станет приживалкой или прислугой. Я ещё не настолько отчаялся.
— До чего ты упрям… — вздохнул дон Фадрике. — Как знаешь, но помни: что бы ни случилось, в моём доме я всегда готов принять твою сеньориту, она станет в нём, кем ей будет угодно, и я ни задам ей ни одного вопроса. Я окажу ей любую помощь, какая ей будет нужна.
Идальго сначала кивнул, не вникая в слова друга, потом поднял голову, пристально посмотрел в серьёзные глаза капитана Морено, вскочил:
— Фадрике, ты… понимаешь, что говоришь?
— Вижу, ты понял. Молюсь, чтобы моя помощь ей не понадобилась.
Только сейчас Алонсо Рамирес в полной мере оценил, как серьёзно его друг относится к опасности, исходящей от дона Стефано Аседо дель Соль. Он пошатнулся, схватился за стол, стал тяжело дышать, потом сел, ожидая, когда успокоится сердце. Друг грустно смотрел на него, понимая, какой удар только что нанёс отцу единственного оставшегося в живых ребёнка. Решив, что идальго пришёл в себя, дон Фадрике пожелал ему доброй ночи и хотел уйти в отведённую ему комнату, но друг остановил его:
— Посмотрим, Фадрике, кому в этот раз будет благосклонна судьба, — и заставил себя улыбнуться.
— Узнаю тебя, благородный идальго.
Дон Фадрике не мог уснуть. Тени прошлого одолевали его. С Алонсо Рамиресом он дружил с детства, когда сильный, весёлый и смелый мальчишка приезжал вместе с отцом на ярмарку в Тагоне и участвовал в состязаниях, которые дворяне устраивали для своих сыновей. Будущий капитан королевского флота не мог похвастаться ни ростом, ни крепостью тела, к тому же стеснялся своей болезненности. Первый встреченный дворянский юноша стал над ним насмехаться и получил пинок от юного сына идальго, а презрительно фыркнув «Рамирес, ты вздумал стать наседкой над тощим цыплёнком!», услышал в ответ «Подавишься, если считаешь себя лисицей!»