Рыжая дама чуть не перевесилась через перила, жадно глядя на сражение. Ее полные плечи усеивали мелкие веснушки, а шею туго обхватывало сверкающее колье. Жена правителя Аль-Малены решила составить компанию своему мужу. Он сидел рядом с Филиппом и смотрел на арену с таким же голодным восторгом, как и жена.
– Жокфор, они взяли его в кольцо! – она подпрыгнула на месте, и белая грудь колыхнулась в вырезе роскошного платья. – Пятеро против одного! Разве так можно?
– На горячих играх можно все, золотце, – ответил правитель. – Но, похоже, у синих нет шансов, раз уж против них вышел сам бог войны.
Я все же глянула на арену, и мое сердце ухнуло вниз, а потом тут же подскочило и застучало словно бы во всем теле. Это ведь не может быть Геррах? Но в высоком плечистом воине мне чудился именно он. Знакомая мелодия пробилась через рев толпы, и мое лицо стало мокрым от слез.
Я смотрела на Герраха во все глаза, забыв, как дышать. Красный плащ метался язычком пламени, сея смерть. Темные волосы спутались от пота и крови. Смуглая кожа блестела, мышцы перекатывались, движения были легки и стремительны словно ветер. Он здесь, на арене. Но как так вышло? Его поймали и вновь продали в рабство? Нет, Филипп сказал, что сегодня участвуют добровольцы. Значит, Геррах пришел сюда сам? Может, решил, что должен отдать долг за то, что я его исцелила? Но ведь он еще не дракон, рунам надо время…
Геррах оглядел арену и отбросил топор. Исход боя был определен: красные теснили синих с явным преимуществом. Развернувшись, он побежал в мою сторону, скрылся с глаз. Рыжее золотце правителя взвизгнуло, тыча пальчиком куда-то вниз.
А потом за край помоста ухватилась смуглая ладонь, и Геррах, подтянувшись, выбрался на мою платформу.
Он шагнул ко мне и небрежно отбросил ногой песочные часы, в которых еще оставалось достаточно времени для смертей. Часы скатились к краю помоста и упали, жалобно звякнув. Трубы взревели, ознаменовав окончание боя. А Геррах опустился передо мной на колени. На нем была кровь, и я лишь надеялась, что чужая, в черных глазах горело пламя войны.
– Зачем ты здесь? – прошептала я, глотая слезы.
Геррах обнял мои бедра, пачкая белое платье песком и кровью.
– Убрать его! – взвизгнул Филипп, и краем глаза я видела, как он вскочил с места.
– Жокфор, пусть варвар ответит, – потребовала дама. – Значит, он пришел на игры ради ведьмы? Ох, это так романтично!
– Я сказал, что шехсайя значит желанная, – сказал Геррах. Его грудь часто вздымалась, а голос как будто дрогнул. Волнуется? – Но это не совсем так. Просто в вашем языке нет такого слова. Шехсайя – нужная для дракона, необходимая как ветер для крыльев. Ты ветер моих крыльев, Амедея.
Я подалась к нему всем телом, и Геррах быстро обнял меня, запустил руки в волосы, так тщательно расчесанные Филиппом. Горячие губы приникли к моим, и этот поцелуй, с привкусом соли и крови, был словно клятва.
Прогремел приказ, свистнула тетива. Предупреждающая стрела впилась в кресло рядом с моей головой. Геррах отпрянул, поднял руки.
– Я пришел за тобой, Амедея, – сказал он, глядя мне в глаза. – И я заберу тебя отсюда.
Он спрыгнул с помоста, и вскоре красные плащи пошли вдоль края арены, радуясь победе. Зрители приветствовали их, женщины смеялись и тянули руки, чтобы прикоснуться к воинам. Рыжая что-то щебетала, но я не слушала. Мое сердце пело, и в нем звучал тот же мотив, что и у Герраха.
***
Филипп сжимал зубы, и они противно скрипели. Пальцы подрагивали от бессильной ярости, а в груди невыносимо пекло.
Поначалу все шло прекрасно: помост установили вблизи центральной ложи, и Филипп видел искаженное личико Амедеи и пил ее страх, смакуя каждую каплю. Его маленькая ведьма, прекрасная магичка, источник чистых чувств. Белые одежды делали ее похожей на невесту, но теперь ему, конечно, нельзя на ней жениться. Но она и так вся его: от кончиков шелковистых волос, пряди которых так приятно пропускать между пальцами, до маленьких мизинчиков на ногах.