— Ах, оставьте, — жалобно прошептала я, кивая кузине.
Мы с Ларисой Павловной прошли к своим местам и поприветствовали семейство Сиваковых. Аппетита не было, я терзала распластанный на фарфоре тарелки бифштекс да орнаментально украшала его горошинками гарнира.
И нисколько тебе, Серафима, кручиниться не стоит. Все же наилучшим образом складывается. Да, ты испытала ревность, но зато тебя покинуло чувство вины. Это ли не повод к радости? Натали счастлива своим кавалером, а ты должна быть ее счастьем довольна. Кажется, то, что к тебе, испытывает господин Зорин, относится к виду так называемой плотской любви, то бишь страсти. А любовь в более общем понимании есть единение душ. И если Иван нашел сие единение с госпожой Бобыниной, ты, Серафима, со своими порывами соваться не смей. К неклюдам в табор отправляйся да монистами там дребезжи, ежели страстей хочется.
Госпожа Шароклякина увлеченно беседовала с Сиваковым, они обсуждали эволюцию современного общества почему-то на примере выведения новых статей арлейских рысаков. Госпожа Сивакова супруга одернула, упрекнув в излишней физиологичности темы, вредной для ушей юных барышень. А я вспоминала другую лошадку.
— Что-то вы, Симочка, совсем загрустили, — заметила Лариса Павловна.
— Мигрень. Прилечь, наверное, придется.
Шароклякина подозвала официанта:
— Распорядись, человече, горничным, чтоб шляпку и плащ для барышни Абызовой вниз снесли.
— Но, Лариса Павловна!
— Не спорьте, Серафима. Моцион — лучший способ с мигренями бороться, уж будьте уверены. — Она посмотрела куда-то вбок. — К тому же в этом заезде я поставила бы не на эту лошадь. Вы сами, Серафимочка, в Ареле бывали?
— Не приходилось.
— А я, представьте, знакома с тамошним конезаводчиком…
Далее госпожа Шароклякина оседлала лошадиную тему и с нее до конца обеда не спрыгивала.
Натали нагнала нас в фойе:
— Фимочка, Иван Иванович поведал мне о чудесном спасении Маняши.
Чародей в подтверждение кивнул.
— Ты же не будешь возражать, если мы с Иваном навестим страдалицу? — Умильностью кузининого тона можно было хинин подслащивать.
Я как раз завязывала ленты поданной шляпки, поэтому удачно скрыла от присутствующих выражение лица:
— Не буду, Наташенька, ежели ты в визите свой самаритянский долг видишь. А уж Мария Анисьевна как тебе обрадуется! Даже представить страшно.
Зорин хмыкнул, я перехватила в зеркале его веселый взгляд.