За тысячу лет до Колумба

22
18
20
22
24
26
28
30

Внутри шкатулки оказались драгоценные камни — шесть крупных, гладких, ярких экземпляров. Прозрачно-зелёный, светло-голубой, насыщенно-фиолетовый, кроваво-красный, ярко-жёлтый, и тёмный, густой, почти коричневый,

— Ай да Метерато, — задумчиво протянул Квинт, — ловкий жрец, нет слов: каждый такой камушек бесценен сам по себе, а этих камушков тут шесть штук, подарок так подарок, ничего не скажешь! Позволю себе предположить следующее. Примо: эти камушки у него далеко не последние, и секундо: наш милый жрец затевает какую-то весьма крупную игру, и очень хочет привлечь нас себе в союзники.

— Ты прав, дружище, “не последние” — это очень мягко сказано, и вообще, я догадываюсь, какую игру затевает Главный жрец. Сегодня у меня был очень насыщенный день. Утром нас провели в храм некоей местной богини, где для начала зарезали какую-то несчастную косулю, ну, типа, жертву принесли, прочитали недолгие молитвы, а затем появились музыканты и жри́цы. Немного поплясали, а затем стали разбиваться на парочки и уединяться в комнатках, специально для этого предназначенных. А меня жрец затащил в переговорное помещение, и давай опять за своё: солнцеликие гости, храбрые воины, длинные острые ножи, мощные корабли. И тут же с ходу — сокровища, драгоценности, золото. Бедный Гай аж взопрел, пытаясь всё это перевести, да я и без него почти всё понял про нас, солнцеликих, про наших воинов с длинными ножами, да про свои сокровища. А потом жрец увлёк меня в длинный извилистый коридор, который вёл в сокровищницу. Друг мой, там было, чем полюбоваться: всё уставлено шкатулками из золота и нефрита — они, кстати, ценят его дороже золота — а в них камушки, да не по шесть штук, а по нескольку десятков в каждой: в одной жёлтые, в другой зелёные, в третьей синие, ну и так далее. Я по простоте своей, возьми и ляпни, что, дескать, камни красивые, и их тут много! А он так серьёзно на меня посмотрел, и говорит, что здесь мало камней, и рукой тычет куда-то вниз и в сторону: вот там их, говорит, много, много, много. И мне шкатулочку эту в руки, подарок, говорит.

— Вот, значит, как… — Квинт в раздумьи почесал отросшую щетину на подбородке, — Жрец, видимо, затевает войнушку и хочет, чтобы наши легионеры помогли ему в ней победить и получить за это много, много, много красивых драгоценных камней. Только против кого он собирается воевать, против соседних государств?

— Не знаю, Квинт, как насчёт соседних, мы про это не говорили. Но у них тут, как выяснилось, имеются сложности внутри самих майя. Цивильная, так сказать, власть существует, но жрецы имеют на неё огромное влияние и зачастую правят вместо этой самой власти. И вообще, народ майя разобщён, у каждого племени свои интересы и, кстати, киче — это название того племени, которое обитает в этих краях и принимает у себя нас, солнцеликих римлян. А наш Метерато, как мне кажется, лелеет мечту прежде всего захватить власть над народом майя, а потом уже взяться за соседей. Цивильный вождь, которого он посадит, так сказать, на трон, будет формально править по его указке, а сам он станет уже не главным, а Верховным Жрецом всего майянского народа. А несогласных вскоре постигнет участь той самой косули, которую зарезали на жертвенном камне в гостях у весёлых жриц — мне Алекос говорил, что у подобных племён человеческие жертвоприношения — обычное дело.

— Ну, не знаю, может, насчёт человеческих жертвоприношений, ты и сгустил краски, но в целом версия вполне правдоподобна, — Квинт достал из шкатулки ярко-красный камень, повертел его в руках, — слушай, Алексий, а кто ещё знает про множество камней у жреца и его грандиозные планы?

— Пока никто. В сокровищнице мы были с ним вдвоём, в переводчиках не нуждались, моего словарного запаса вполне хватило. А вот про планы может догадаться Гай Аркадий, там беседа шла через него. Я с ним поговорю, чтоб он молчал, но толстяк доктор, думаю, и так не будет соваться в эти интриги — он мне сам сказал, что хочет оставаться просто врачом и учёным, а свободное время предпочитает проводить за кувшином вина, дружеской беседой, пением под кифару и общением с женским полом. Политические интриги его не интересуют. А вот кого нельзя допускать до всех этих секретов, так это Тита Сейвуса!

— Да, судя по тому, как он видит нашу миссию, стоит ему пронюхать про сокровища… У него свои грандиозные планы, и помешать ему будет очень сложно. На его стороне сила — он реальный командир, легионеры его знают и уважают. И ещё: если он захватит майянские сокровища, ему простят всё, и нарушение присяги, и неподчинение старшему по званию, тем более, он наверняка попытается тебя убить. Тогда всё очень просто: храбрый Тит побеждает коварных майя, убивших славного легата Алексия, а он, разбив коварных аборигенов, возвращается в Рим с победой и сундуками, полными золота и драгоценных камней. И даже если его отец, Рем и заподозрит что-либо, он ничего не сможет сделать со свои сыном, народным героем и любимцем Титом, победившем злых туземцев и наполнившим римскую казну сокровищами.

— Самое неприятное, друг Алексий то, что, вообще говоря, нам очень выгодно выступить на стороне Метерато. У него будет двойное преимущество: знание всех местных особенностей ведения войны с одной стороны, а с другой четыре центурии сильных, хорошо вооружённых, опытных легионеров с боевыми аэростатами в запасе, которые с огромным удовольствием займутся покорением туземцев. А у нас, помимо богатой добычи появится союзное Риму государство на новом континенте. Его вождь, наш друг и союзник, мудро правит своим народом, выкачивая из недр золото и драгоценности и содержит постоянный римский гарнизон на земле майя… — Квинт немного помолчал и добавил. — А если увеличить этот гарнизон с четырёх центурий до одного-двух легионов, да ещё усиленных местным ополчением…

— Ладно, ополчение. А вот наши аэростаты, которые майя ещё не видели! А с новым легионом наверняка приедут в трюмах и мамортисы, против которых у туземцев нет ни баллист, ни онагров! — Алексий вздохнул.

— Такое впечатление, легат, что ты сожалеешь о нашем военном преимуществе, — осторожно произнёс Квинт.

— Как тебе сказать… Я сожалею не о нашем преимуществе, а о том, как его могут использовать! Если бы на моём месте был Тит Сейвус, он бы уже отдал приказ о начале военной операции, в которой совершенно бы не стал церемониться ни с Метерато, ни с другими жрецами, ни с воинами майя, ни с мирным населением.

— А ты не желаешь завоевать сокровища таким способом? — полувопросительно, полуутвердительно произнёс Квинт.

— Не желаю. И не только потому, что хочу мирных отношений с народом майя, но и потому что мы не знаем реальную силу их воинов. Да, мы видели у них только примитивные дубинки и копья, но это не значит, что у них нет другого оружия — мы ведь тоже до поры до времени не демонстрируем свои аэростаты и мамортисы. И если вдруг всё же начнётся война между нами, пришельцами, и аборигенами, они будут сражаться на своей земле, используя древние знания своего народа, силы родной природы, её скрытые возможности. В любом случае, эта война затянется, и жертвы будут не только у майя, но и у легионеров!

* * *

В этот раз собеседник Сунь Лея выглядел ещё более благодушно, и поэтому он решил действовать.

— Я понял свою ошибку, господин главный советник, а вы совершенно точно заметили, что инструкции передать сейчас нашему человеку невозможно. Корабли Империи Дацинь направляются к берегам, у которых ещё нет названия, это край траура, хаоса и войны, Царство Белого Тигра, и очень мудро было с вашей стороны дать понять, что гораздо лучше дождаться возвращения этого человека домой. Если его соотечественники найдут в тех краях золото, они непременно пожелают снарядить более мощную экспедицию, с десятком кораблей, но дело это долгое и хлопотное. А несколько сотен небольших, юрких джонок с нашими храбрыми воинами отправить в путь — нужно гораздо меньше времени. Конечно, хорошо бы быть готовым заранее и начать собирать все эти джонки уже сейчас, но мы пока не знаем, когда вернутся корабли римлян, и с каким результатом. Впрочем, эти вопросы находятся не в моей скромной компетенции, я только прах под ногами Сына Неба и его ближайших слуг, и стараюсь смиренно выполнять своё предназначение. Здесь написаны имя и адрес того самого человека и его родственников, и если со мной что-либо случится, его можно будет найти, — мандарин протянул сановнику бумажку с тщательно выписанными иероглифами.

Сунь Лей очень сильно рисковал. Если он успел прогневать господина главного советника, то его судьба предрешена, и самое большее, на что он может рассчитывать, это приказ палачу затянуть на его шее шнурок быстро и без мучений, тем более, он сам вручил господину главному советнику все нужные сведения. А с другой стороны, важному сановнику всё равно необходим верный, надёжный, знающий все нюансы исполнитель, давший понять, что он не претендует на главную роль, а готов довольствоваться местом помощника. “На мой век наград хватит, нельзя откусывать сразу слишком большой кусок. Тем более, что шнурок мне ещё не посылали, значит, у меня остаётся хороший шанс”, — подумал Сунь Лей.

* * *

Следующие дни прошли размеренно и спокойно — легионеры и матросы с обоих кораблей регулярно получали увольнения, которые проводили в Храме весёлых жриц, как его назвал Аркадий, и это имя быстро прижилось вместо официального, которое не то что выучить, выговорить было сложно. Жрец Метерато пока что их не беспокоил, но было понятно, что важный разговор им ещё предстоит. Алексий, капитан Маний и Квинт усиленно изучали язык майя, легионеры ограничивались в этом смысле пустяковой болтовнёй с жизнерадостными служительницами неведомой богини. Капитан “Рема” Секст Нонус, не отличавшийся способностью к языкам, предпочитал проводить время в компании хаотического учёного Алекоса, с которым неожиданно сдружился на почве изучения и классификации местных растений и различных кушаний из них.

Неожиданно большой интерес к лингвистике майя проявил центурион Тит Сейвус. По правде говоря, Алексия немного беспокоило это увлечение — если он сам не найдёт взаимопонимание с Главным Жрецом по вопросу привлечения к войне римских легионеров, освоивший язык майя Тит без особого труда сделает это без него.

Такая размеренная и спокойная жизнь продолжалась недолго. Однажды утром на “Ромул” явился уже знакомы молодой послушник, и склонившись перед Алексием в глубоком поклоне, сообщил, что Главный жрец Метерато смиренно приглашает Солнцеликого Вождя Римлян на праздничный пир в свои чертоги.