— Я не привык хвастаться, дорогой Алексий, но так называемые точные науки для меня давно перестали быть тайной. Я изучал их в библиотеках Александрии, в афинских школах, и даже в арабских академиях — в тех, где имелись научные трактаты на латыни или греческом. Я научился разбираться в камнях — и тех, что лежат на поверхности, и тех, которые скрыты под землёй. Астрология и астрономия для меня давно являются открытой книгой, я знаю, как выращивать овощи и ухаживать за плодовыми деревьями, ткать одежду, разводить пчёл и многое другое. Но мне недоступна философия, медицина, филология…
Они побеседовали ещё немного, а затем расстались по инициативе Квинта — он заявил, что у них запланирована ещё одна важная встреча. Алекос побрёл в сторону набережной Тибра, а Квинт увлёк Алексия в сторону таверны дядюшки Публия.
— С кем ты ещё хочешь сегодня встретиться? — проворчал Алексий.
— Со старой, доброй, толстенькой курицей, которую так хорошо умеют жарить повара в его корчме! Ну и конечно, с кувшином красного вина. Как тебе эта мысль?
— Мысль как мысль. Я вообще ещё не успел проголодаться, поэтому…
— Но ведь я-то успел! — живо перебил его Квинт.
— Мы вообще могли сразу встретиться в корчме, и обсудить все вопросы за тем же кувшином вина и жареной курицей!
— Дорогой друг, одно дело кувшин вина и жареная курица на двоих, и совсем другое — на троих! Да и как собеседник наш Алекос довольно скучен. Сначала он будет говорить о своих достижениях в области всяких наук, а потом перейдёт к своей основной цели — изобретению эликсира бессмертия.
— Друг мой, я совершенно не собираюсь жить вечно. И помочь в обретении этого эликсира, чтобы потом им торговать, тоже не горю желанием! — мрачно возразил Алексий.
— Эк тебя занесло! — крякнул Квинт, — Эликсир! Это просто присказка, Алекос интересен и полезен не этим.
— Всё, друг, спасибо тебе за ценное знакомство, но мне пора возвращаться домой. Если хочешь, можем зайти по дороге в корчму дядюшки Публия, я возьму тебе вина и курицу, но сидеть с тобой не буду, прости, — Алексий действительно хотел уйти, его стал раздражать Квинт, который продолжал собирать своего друга в экспедицию, которую ещё никто не утвердил, не дал денег на реализацию этой идеи, да и сам Алексий окончательно не принял решения в ней участвовать.
ПРИМЕЧАНИЯ:
*при римском рукопожатии мужчины сжимают друг другу не кисти рук, а запястья
ГЛАВА IV. В ПУТЬ!
— Я так понимаю, сын, ты готов возглавить экспедицию в неизведанные земли, о которых в своё время рассказывал мой отец, а твой дед, император Алексий Либератор?
— Да, отец, я готов. Но одного моего согласия мало, необходима большая работа, нужно подготовить корабли, набрать экипажи, найти учёных, готовых принять участие. А самое главное, нужны средства. Я не могу ничего делать, пока не получу твоего одобрения на эту экспедицию, а также средства из казны.
— Хорошо, Алексий. Считай, что моё одобрение на эту экспедицию у тебя есть. Деньги тоже будут, пока не могу сказать, сколько. Через неделю жду тебя с докладом — сколько денег нужно на всё, сколько времени. Кто из учёных готов ехать с тобой, и не только учёных, но и обслуживающего персонала. Сколько воинов необходимо для экспедиции, где они разместятся. В общем, к этому времени у тебя должен быть чёткий план со всеми расчётами. И только тогда мы сможем говорить о финансировании и начале сборов. Ты всё понял?
— Да, отец, мне всё понятно!
“Я думаю, что через неделю до Алексия дойдёт, что такой кусок ему не по зубам, и сам откажется от этой безумной затеи, а я не буду в этом виноват” — подумал Марк.
— Ну что, мой друг, наигрался в весёлые гонки на козьих мини-колесницах*? — ухмыльнулся Квинт. — Марк Деций прежде всего главнокомандующий, римский император, и только потом твой отец. Он никогда не полезет в сомнительную авантюру только ради того, чтобы дать своему сыну поиграться в завоевателя далёких земель и потратить на это добрую треть римской казны. Думаешь, он просто так поставил тебе задачу подготовки и назначил срок? Император ожидает, что через неделю ты будешь перед ним мямлить что-то типа: “Не знаю, как-нибудь образуется…” Или же сразу честно скажешь: “Всё, отец, я понял, это не моё, я не справлюсь, не буду морочить тебе голову”