Статист

— Я помню твою маму. Хорошая была женщина. Царствие ей небесное. О её кончине я узнала от Паши Черника, одноклассника вашего, когда он навестил Гену. Был он у нас проездом из Москвы несколько лет назад. Оставлял и адрес, и телефон, да я, растяпа, где-то положила, а когда надо, найти не смогла.

— Не волнуйтесь, тётя Зина, найдём мы и Пашку, и Витьку, и Гришку. С Жоркой посложнее будет, но и Германия не так далеко, как кажется. А вот мне прощения нет. Вы как уехали из города, так я ни разу и не навестил друга детства.

— У нас домик в Сосновке остался после родителей мужа. Муж хоть и ушёл от нас, но сына не забывал. Он и предложил этот вариант. Мы подумали, что в деревне сыночку будет лучше. Свежий воздух, природа, здоровое питание. Да и пальцем никто не показывает на больного человека.

— Тётя Зина, дайте мне десять минут. Я приведу себя в порядок, и мы прямо сейчас поедем к Геннадию. Дорогу в Сосновку я приблизительно знаю. За час, думаю, доберёмся.

Женщина не стала возражать. С благодарностью посмотрев в глаза Криницыну, она в знак согласия кивнула и положила руки на колени, давая понять, что будет ждать сколько нужно.

— Я мигом, тёть Зин! — крикнул Роман и выбежал из комнаты.

Через полчаса Криницын вывел свой внедорожник за пределы города. Облегчённо вздохнув, он уверенно повёл машину по трассе с односторонним движением в три полосы. Теперь можно было и поговорить.

— Тёть Зин, как вы жили все эти годы? — спросил он.

— Да как жили? — женщина рассеянно погладила панель. — Всяко бывало. Когда врачи сказали, что сделали всё, что могли, мы оформили Геночке инвалидность и мне пособие по уходу за инвалидом, да отец по мере возможности помогал деньгами, и жили, как все. В селе много не надо для пропитания. Там всё недорого. Только с отоплением бывали проблемы, а так ничего — жить можно. У Геночки речь быстро восстановилась, а ходить толком так и не стал. У него нарушена координация. Ни переломов, ни даже ушибов позвоночника не могли найти, а чтобы поставить на ноги — так у них медицина бессильна. А-а, что там доктора. И костоправы, и целители тоже ничего поделать не смогли. Спасибо, что он стал сам подниматься и по стеночке ходить. А если руками не держится, то падает. А у меня-то возраст уже не тот, чтобы таскать тяжёлого парня.

— Вы меня извините, может, бестактный вопрос, — Роман старался подобрать слова, чтобы не обидеть несчастную мать своего друга детства, — но я не могу его не задать. Даже не знаю, как правильно его сформулировать. В общем, он насчёт головы Геннадия.

— Мало хорошего, — грустно ответила женщина. — Он, как ребёнок. Часто плачет, капризничает, путает слова, психует по пустякам. Я и обращаюсь с ним, как с ребёнком. Но иногда он удивляет своими взрослыми рассуждениями. Гена ведь понимает, в каком положении он находится. И от этого страдает. Раньше он любил, чтобы я катала его на коляске по деревне, потом вдруг сказал: «Всё, мама, хватит, не могу больше выносить сочувствующие взгляды». И вот уже больше двух лет из дома не выезжаем, как я его ни уговаривала. Последнее время часами разглядывает школьные фотографии. Что удивительно, он всех помнит по именам. И учеников, и учителей. Когда Павел нас нашёл, Гена сразу его узнал. Правда, Павел так и остался для него тем Пашкой, которого он знал ещё по школе и дворовым играм. Так что ты не удивляйся, когда он и тебя будет так воспринимать, иначе он может замкнуться и замолчать. Тогда уже будет бесполезно с ним разговаривать.

— Постараюсь, — заверил Роман. На него нахлынули воспоминания далёкого детства и юности, ему захотелось ими поделиться с мамой старого друга. — Генка был самым спокойным в нашей компании, самым рассудительным и самым мудрым. Он не раз останавливал нас от глупых необдуманных поступков. Помню, мы всей нашей компанией решили забраться в кондитерский цех. Там на лотках остывали заготовки для пирожных. В летнюю жару открывали окна для проветривания. В них мальчишки часто лазили и воровали коржи. Мы тогда считали их героями и пытались им подражать. Братья Поповы настроены были решительно, да и я не хотел от них отстать. Но Генка нас отговорил в самый последний момент. И тем самым спас от больших неприятностей. В тот же вечер другая компания из соседнего двора попалась на месте преступления и загремела в милицию. Моя мама не пережила бы такого позора.

Женщина смахнула набежавшую слезу, грустно вздохнула и сказала:

— Наверное, он тогда думал так же. Гена был честным мальчиком. Никогда мне не врал. Никогда и копейки не взял без спроса. Слова грубого мне не сказал за всю жизнь, славный мой сыночек.

Женщина не выдержала — заплакала. Криницын почувствовал, что к его горлу подступает ком и он сам вот-вот разрыдается. Усилием воли он поборол себя и, стараясь сохранять ровный голос, произнёс:

— Ничего, тёть Зин, пока человек жив, не всё потеряно. Я вам обещаю, что сделаю всё от меня зависящее, чтобы помочь Геннадию выкарабкаться. А он выкарабкается, я уверен. Он был самым волевым в нашем классе. Мы все покуривали…

— И Гена тоже? — удивилась женщина.

— Тоже, — Роман кивнул и слегка улыбнулся.

— Не знала. А думала, что он никогда мне не врал.

— Он и не врал. Огорчать не хотел, наверное. Так вот однажды Генка в восьмом классе на большой переменке докурил сигарету, растёр окурок и как-то обыденно, без пафоса сказал: «Это была последняя. Кто не бросит — слабак». Бросили все. Вот таким авторитетом он был для нас. Я с той поры так и не закурил.