— Просто волшебно! Я такой красоты не видел даже в усадьбах крутых парней. Их дизайнеры по сравнению с вами, тётя Зина, — жалкие ученики.
— Скажешь тоже, — смутилась женщина. — Я всего лишь любитель. Но всё равно приятно слышать такую оценку. Спасибо, Ромочка. Пойдём в дом.
Роман послушно последовал за женщиной. Высокое крыльцо было оборудовано пандусом, а инвалидная коляска, покрытая тёплым пледом, стояла в прихожей сразу за дверью, будто ожидала хозяина. Женщина сняла старомодные туфли и, всовывая ступни в мягкие разношенные тапки, сказала:
— Можешь не разуваться. Это я отвыкла от туфель, ноги болят после долгой ходьбы в них — возраст, а ты молодой.
Но Роман последовал её примеру и с удовольствием надел предложенные ему старенькие тапки, которые, очевидно, принадлежали его другу.
В комнате с единственным окном, задёрнутым шторами, стоял полумрак. Криницын не сразу разглядел человека, лежащего на кровати у стены, завешенной огромным ковром.
— Не надо свет включать, — шепнула женщина, — Гена не любит.
Подойдя к кровати, Зинаида Сергеевна тронула легонько сына за плечо и тихо произнесла:
— Геночка, ты не спишь? К тебе гость.
Человек медленно повернулся на другой бок, посмотрел ничего не выражающим взглядом на гостя и обыденным голосом произнёс:
— А-а, Р-ромка. Пр-ришёл. Ну как, поступил в военное уч-чилище?
Криницын растерялся. Глаза его привыкли к слабому свету, он мог разглядеть старого друга. От былого Генки остались только глаза и голос. Худоба бледного лица и выглядывающих из-под одеяла кистей рук делали его похожим на узника концлагеря из документального кино. Роман ожидал перемен в облике друга, которого не видел много лет, но не таких. Даже его крепкие нервы дрогнули под натиском нахлынувших эмоций. Он впервые в жизни не знал, как себя вести. Из задумчивости его вывел слегка нервный голос Геннадия:
— Так п-поступил? Или п-провалился?
— Поступил, — вздрогнув, ответил Роман.
— Тогда з-здорово, п-проходи. Мама, дай Ромке стул.
Криницын подошёл к кровати, пожал вяло протянутую руку, ощутив холод тонких слабых пальцев. Не выпуская руку друга, он сел на придвинутый женщиной стул и, слегка наклонившись вперёд, тихо спросил:
— А ты как, Генка?
— А я вот видишь, как? — голос Геннадия сохранил детскость, был жалобным и немного распевным. — Б-болею.
Роман слегка пришёл в себя от пережитого шока. Стараясь быть спокойным и естественным, он произнёс:
— Похудел-то ты как. Наверное, питаешься плохо? Это ты зря. Надо хорошо питаться.