Старая цыганка уже теперь в упор, пристально смотрела на девушку. Домаша стояла ни жива ни мертва под этим взглядом, но все же тихо отвечала:
— Не знаю я ни отца ни матери.
— Не здешняя, значит?
— И того сказать не могу, в снегу я найдена, после набега кочевников.
— Когда это было? — вдруг вскочила Мариула с лавки и очутилась совсем близко перед Домашей, испуганно отшатнувшейся.
— Ты не бойся, девушка, я тебе зла не сделаю. Только скажи мне, бога ради, когда это было. Знать мне это беспременно надобно. Скажи!
В голосе Мариулы появились молящие нотки.
— Годов тому назад пятнадцать, — ответила Домаша.
— Пятнадцать годов, пятнадцать… Так… Так… — про себя забормотала старуха. — Выходит, что так. Да неужели?..
Глаза Мариулы наполнились слезами. Ничего не понимавшая Домаша, уже освоившись со старухой-цыганкой, смотрела на нее во все глаза с нескрываемым любопытством. «Что за притча! Что с ней такое деется? Уж не с ума ли пятит старая? — мелькало в ее уме. — Уйти подобру-поздорову. Не ровен час…» И она снова попятилась к двери.
— Так приходи же, тетушка, в светлицу…
— Постой, постой! Остановись, девушка, куда спешишь? — остановила ее Мариула.
— Ждет меня Ксения Яковлевна…
— Не замай, подождет. Скажи ты лучше, хотелось бы тебе видеть свою мать?
— Не знаю… Да и где же мне увидать ее, как смогу узнать свою мать, коли она меня младенцем бросила?
— Может, люди сделать это ее заставили…
— Невдомек мне, к чему ты речь ведешь, тетушка.
— А вот к чему, девушка… Расстегни-ка сорочку, покажи мне левое плечо свое…
И старуха протянула руку к шее Домаши.
«Кажись, и впрямь она с ума спятила!» — подумала девушка, но все же спросила вслух: