Раскрытие скрытого за завесой для сведущих в тайнах сердец

Он был редчайшим исключением своего времени. Его чин был высок, а статус величествен, его духовная жизнь и разнообразные достоинства хорошо известны нашим современникам. Он автор множества метких высказываний и основательных трудов, посвящённых различным аспектам богословия.

Бог удержал его чувства и язык от уподобления людскому (хашв). Я слышал, как он произнес:

Суфий подобен болезни, именуемой бирсам, которая начинается бредом и завершается молчанием, ибо когда ты достиг «закреплённости» – ты безмолвен.

Суфизм (сафват) имеет две стороны: религиозный восторг (ваджд) и видения (нумуд).

Видения – принадлежность начинающих, а изложение видений и есть бред (хазаян).

Религиозный экстаз – принадлежность людей духа, однако выражение экстаза – в то время, когда ты охвачен им, – невозможно.

Пока ты являешься искателем, ты словесно выражаешь возвышенные устремления, которые кажутся бредом даже тем, кто сам имеет возвышенные устремления (ахль-и химмат). Когда же ты достигаешь, ты немеешь и ничего более не выражаешь ни словом, ни жестом. Точно так же и Муса [Моисей], будучи начинающим (мубтади), всей душой стремился лицезреть Господа и выражал своё желание словесно: «О мой Господь! Явись, чтоб мне узреть Тебя!» (Коран 7:143). Это выражение неосуществлённого желания выглядит как исступление. Наш Посланник был завершившим (мунтахи) и твёрдо упрочившимся (мутамаккин). Когда он достиг «стоянки» желания, его желание исчезло и он сказал: «Не могу восславить Тебя должным образом!»

8. Абу"ль-Аббас Ахмад ибн Мухаммад аль-Ашкани

Он был имамом во всех отраслях основных и производных наук, совершенным во всех отношениях.

Он встречался со многими известными суфиями.

В основе его воззрений лежало представление о фана [упразднении в Боге]; а его характерной особенностью была его затруднённая для понимания манера выражаться. Мне тем не менее попадались глупцы, которые подражали ей и имитировали манеру его экстатических высказываний (шатхха). Подобная имитация – даже в отношении духовных высказываний – не заслуживает похвалы, что же тогда говорить о простых фразах!

Мы с ним были очень близки, он искренне любил меня. Он был моим наставником в отдельных науках. За всю свою жизнь среди представителей различных религиозных толков я не встречал никого, кто относился бы к религиозному закону с бóльшим благоговением, чем он.

Он был отрешён от всего сотворённого, и только имам, сам обладающий прозорливостью, мог получать от него наставления – по причине утончённости его богословских толкований.

Он испытывал врождённое отвращение к этому миру и к следующему и постоянно произносил:

Аштахи "адам ла вуджуд лаху – «Жажду небытия, за которым нет бытия».

Он обычно повторял по-персидски:

У каждого есть заветное желание, есть оно и у меня, и я уверен, что оно невыполнимо. Я бы хотел, чтобы Бог взял меня в небытие с тем, чтобы никогда более мне не возвращаться в бытие.

Он желал этого, поскольку «стоянки» и чудеса суть средоточие «завес» [то есть они скрывают Бога от человека].

Человек воспылал любовью к тому, что является «завесой».

Растворить себя в стремлении видеть Бога лучше, чем блаженствовать в «завесах».