За сим последовала тряска в грузовиках по раскисшей дороге, которая с каждым днем становилась все менее пригодной для езды. Машины буксовали, с ревом выбирались из колдобин, забитых грязью.
Конец октября был ничем не примечательным. Температура плюсовая, несколько делений от ноля. Постоянно дул промозглый ветер, над головой плыли низкие тучи. Им не было ни конца, ни края.
– Пасмурно, как в Лондоне, – проворчал Бортник, поднимая воротник и кутаясь в рукава фуфайки.
– Ага, у нас тут все, как в Лондоне, – буркнул Ратушенко. – Смокинги из прачечной сейчас возьмем и пойдем на Трафальгар.
Мужиков ждала великая радость. Машины подвезли бензин и солярку!
– Ликуй, народ! Что-то не вижу на ваших лицах бури положительных эмоций! – издевался Шлыпень.
Людям было все едино. Ревела техника, кипела работа. Руки людей машинально делали свое дело, голова не думала. Взлетали топоры, визжали пилы на матерной ноте «ля».
Он чувствовал смрад, исходящий от него. Одежда и тело пропитались потом, грязью, въедливой гарью. О душе и смене белья оставалось лишь мечтать. Волосы слиплись, щетина густела с каждым днем.
«Скоро Хэллоуин, – подумал Корнилов. – Нам и рядиться в нежить не надо».
На месте выкорчеванного леса возникали бугры, борозды, трещины в земле, ямы с рваными краями. Все это покрывала жухлая трава, ветки деревьев и кустов, по которым идеально скользили подошвы сапог.
Ужас грянул внезапно. Взревел изношенный движок пожилого трактора, натянулся трос, обвитый вокруг очередного пня. Люди машинально схлынули. Но недостаточно далеко. Кто-то вскрикнул от страха.
Словно кнут щелкнул. Порвался до упора натянутый металлизированный трос. Рано или поздно это должно было случиться. Он хлестнул двоих. Сила удара была такова, что люди отлетели на несколько метров.
Остальные истошно закричали. Опомнился тракторист, задергал рычаги, гусеницы вспахали землю.
Рабочие бросились к пострадавшим и отшатнулись, потрясенные. Кого-то вырвало.
Один из бедолаг, мужчина средних лет, был жив. С него слетела шапка, обнажились седые волосы, прореженные плешью. Трос ударил дядьку в плечо, перебил кость. Из открытого перелома хлестала кровь, пропитывала фуфайку. Он стонал, глаза блуждали.
Второй был Гоняйло. Парень не успел увернуться.
В горле Алексея образовался ком. Он тупо смотрел на останки человека, который несколько секунд назад был жив, хотя и исполнен вселенской грусти. Трос хлестнул по голове, превратил левую часть лица и височную область в манную кашу с комочками, щедро политую клюквенным вареньем. Гоняйло умер мгновенно, когда осколки черепа вонзились в мозг, а хрящи и лицевые мышцы вылезли наружу. Пальцы рук еще подрагивали, но вскоре перестали.
Люди молча стояли вокруг него и смотрели. Пехтин опустился на колени, как-то недоверчиво потрогал тело напарника, поборол спазм в горле. Подошли охранники, взяли на изготовку автоматы.
Прибежал взбешенный прораб, стал в отчаянии махать руками.
– Кретины, дебилы! Как вы такое допустили, тупые животные?! Детский сад какой-то! Кто о вас должен думать? Я, что ли? А мне оно надо? Может, вам еще инженера по технике безопасности подвезти?