Заключенные втягивали головы в плечи, ускоренно стучали ложками. Никому не хотелось получить плетью.
Вечером бывшие надзиратели опять были основательно избиты. Не выдержал Ефрем, удавился в сортире на веревочном ремне, поддерживающем штаны. Его вытащили из петли, неприлично посиневшего, вывалившего наружу язык, и увезли в неизвестном направлении.
Бегемот и Крысич стали тише воды ниже травы. Они уже никого не интересовали.
Новые охранники оказались непьющими. Начальство, видимо, посоветовало им умерить пыл, поменьше лупцевать людей, обязанных ежедневно выполнять рабочую норму. Теперь они орали не очень громко, били не часто.
Хотя Железнов однажды сорвался. Он пинал беднягу Годзянского, пока не выбил из него всю пыль. Очевидно, этот недоумок пытался предложить охране свои услуги стукача, но цена, запрашиваемая им, Железнову не понравилась.
Прошло три дня, как в бараке объявилась новая охрана. Режим худо-бедно соблюдался, работа на участке продвигалась. Болото истощилось, и прораб объявил, что завтра утром вся братия отправляется на новый участок.
– Держитесь, тунеядцы, – процедил он. – Кончилась лафа. Вы даже не представляете, что вас ожидает в этом лесу. Но ничего, мы поможем вам сохранить спортивную форму.
Вечером после ужина люди привычно расползались по кроватям. В бараке царили самоубийственные настроения. Новый участок – это снова рубка леса, изматывающий труд. Скрипели ржавые кровати.
«Нужно бежать, – подумал Алексей без особого энтузиазма, развешивая фуфайку на спинке кровати. – Плевать на все. Просто уносить отсюда ноги, пока есть силы. Кривая вывезет. А если нет – ничего страшного. В следующей жизни повезет».
Подавленно молчал Бортник, лежащий рядом. Человек-тень, как мысленно окрестил его Алексей.
Корнилов со стоном повернулся на живот, раздавил щекой символическую подушку, машинально сунул руку под нее, чтобы придать ей объем. Там он нащупал свернутый листок бумаги.
Глава 11
Почему забилось сердце майора разведки? Что произошло? Интуиция? Всего лишь листок бумаги. Но откуда он там взялся? Алексей не шевелился, только пальцы правой руки поглаживали свернутый лист. Провокация охранников? Но как-то тупо. Кто-то из заключенных приглашает его в друзья? Или же это, наоборот, «черная метка»?
Он повернулся на левый бок, продолжая держать правую руку под подушкой, зажал бумажку в кулаке и медленно извлек ее. Обычный бледно разлинованный блокнотный лист, сложен вчетверо. Внутри что-то написано.
Бортник лежал сзади, не мог ничего видеть. Сосед слева благополучно спал. Другим не было до него дела.
В барак сунулся кабан Городец и рявкнул:
– Отбой, рота! Сейчас свет выключу!
Читать нужно было именно теперь, но так, чтобы никто не видел. В темноте уже ничего не разглядишь. Он прикрылся левой рукой, развернул листок. Корявые буквы, выведенные карандашом. Словно их левой рукой царапали. Или курица задней ногой.
«Через час после отбоя. За сортиром».
Сердце Алексея продолжало биться. Чушь какая-то.