– Допустим, – неожиданно сменил тактику и тон совещания Гитлер. – Допустим, мы приняли некоторые ваши соображения. Но что конкретно вы предлагаете?
«Значит, он приехал сюда ни с чем, – понял Роммель, вмиг почувствовав себя как-то увереннее. – Как и следовало ожидать».
– Прошу вашего согласия на отвод войск с полуострова Котантен. Только это еще может спасти всю группировку от окружения и полного истребления. Отведя их, мы усилим нашу оборону, которую вскоре придется держать где-то на линии Канн – Алансон – Ле-Ман, то есть в направлении Руан – Париж – Фонтенбло. Сюда же нужно перебросить те наши дивизии, что прохлаждаются сейчас между Аррасом и Кале в ожидании высадки англичан во Фландрии, которой так никогда и не произойдет.
Роммель победно оглядел собравшихся. Он решился сказать то, чего не решались сказать они.
– Послушайте, вы, великий стратег, – приподнялся фюрер и, упершись ладонями о стол, потянулся в сторону Роммеля. – Приказа на отвод войск с полуострова Котантен вы не получите. Никогда! Нужно не отходить, а изматывать противника на его плацдармах, чтобы затем постепенно оттеснить назад, к побережью.
– Но это невозможно. С каждым часом количество войск англо-американцев все увеличивается и увеличивается. Их поддерживают артиллерия судов и тучи бомбардировщиков. В то время как наши войска почти лишены всякой поддержки с воздуха.
– Вот это уже существенно, – почему-то мгновенно успокоился Гитлер и обвел взглядом своих «бездарей» в генеральских мундирах, очевидно, надеясь увидеть здесь Геринга. Но рейхсмаршала авиации не было. Что выглядело явной оплошностью Кейтеля, который обязан был позаботиться…
– Хорошо. Вы получите такую поддержку люфтваффе, что англо-американцы и думать перестанут о дальнейшем продвижении вперед. Вся масса реактивных истребителей, которая имеется вне Восточного фронта, немедленно будет брошена сюда, на Нормандию. Кроме того, сегодня же я прикажу возобновить обстрел английских плацдармов и самого побережья Южной Англии ракетами «Фау». Именно «Фау» будут иметь решающее значение для исхода не только этого сражения, но и всей войны… Именно с помощью «Фау» мы сумеем не просто нанести поражение Англии, но и поставить ее в буквальном смысле на колени[34].
Роммель едва сдержался, чтобы не рассмеяться прямо в лицо фюреру. Как только следовало переходить к конкретным решениям и приказам, так Гитлер начинал танцевать вокруг своих несокрушимых «Фау», словно юродивый вокруг метлы. Лишь сейчас фельдмаршал по-настоящему понял, насколько далеко зашла его ненависть к этому «любимцу германского народа», насколько он презирает его. «Этот человек не должен больше вершить судьбы рейха. Он не имеет права олицетворять великую Германию. Нам должно быть стыдно перед Европой, что мы терпели столько у власти этого ефрейтора…»
Еще несколько минут Гитлер вдохновенно расписывал, как эскадрильи реактивных истребителей Германии уже в течение ближайших двух дней очистят небо над войсками Роммеля и как, подвергнув жесточайшей ракетной бомбардировке Лондон, он, фюрер, потребует от англичан отвода их войск за Ла-Манш.
– Что вы скажете на это, фельдмаршал?
Обратившись после столь бурного монолога к Роммелю, фюрер явно ошибся.
– Если позволите, господин канцлер, я выскажу более решительное суждение, – тотчас же взял инициативу в свои руки «лис Африки». – Во-первых, не думаю, что нам удастся поставить Англию на колени, поскольку за ней стоят такие мощные державы, как Америка, Канада и даже Бразилия, чья авиация уже включилась в войну против нашего флота. Я считаю, что Германия находится сейчас в таком плотном кольце врагов и пребывает в таком состоянии, когда нам не следует мечтать о том, как поставить весь мир на колени, а как, достойно завершив эту войну, самим подняться с колен. Причем сделать это необходимо как можно скорее, подписав мирный договор с англичанами и их союзниками…
Говоря все это, Роммель краем глаза поглядывал то на Гитлера, то на Кейтеля. Оба они воспринимали его речь подобно бреду сумасшедшего. Все остальные тоже выслушивали «африканца» кто с жалостью, кто с полным сочувствием, поражаясь при этом его самоубийственной храбрости.
«Вот кто возглавляет заговор против тебя, – неожиданно открыл для себя Гитлер. – Авторитет в армии, высокий чин, войска в подчинении, а главное – контакт с союзниками…»
– Ваши пораженческие настроения, фельдмаршал Роммель, нам хорошо известны, – хрипло молвил Гитлер, прервав на полуслове не только своего бывшего любимца, но и самого себя. – Это хорошо, что вы упорно заботитесь о дальнейшем ходе войны и политических демаршах. Но я требую – вы слышите, фельдмаршал Роммель, требую, – чтобы до тех пор, пока все еще являетесь командующим группой армий «Б» и отвечаете за оборону побережья, вы сосредоточивали умственные усилия на своем фронте, на котором произошло вторжение и на котором, по вашей личной вине, части вермахта терпят поражение за поражением. Вы поняли меня, Роммель?
Всем показалось, что фельдмаршал просто не расслышал обращения фюрера, и облегченно вздохнули, когда «лис Африки» довольно спокойно, обыденно ответил:
– Я свой солдатский долг перед рейхом выполню. Чего бы это мне ни стоило. Важно, чтобы его выполняли все остальные.
Возражать против такой формулы никто не стал. Даже фюрер, который подумал, что Роммель прежде всего имел в виду его. Если это совещание можно было завершить без истерики и стрельбы по собственным вискам, то Роммель предложил лучшее его завершение.
Как только совещание было закрыто, фюрера и всех остальных участников его пригласили на обед.
ebooksa