трансцендентальном, а только в эмпирическом значении, а именно [так], как они должны
быть представляемы в непрерывной связи явлений в качестве предметов опыта, а не так, как они, быть может, существуют вне отношения к возможному опыту и, следовательно, к
чувствам вообще, стало быть, как предметы чистого рассудка. Это последнее всегда
останется для нас неизвестным до такой степени, что мы не узнаем даже, возможно ли
всюду такое трансцендентальное (необыкновенное) познание, по крайней мере как знание, подчиненное нашим обыкновенным категориям. Только в связи друг с другом наш рассудок
и наша чувственность могут определять предметы. Отделив их друг от друга, мы получаем
созерцания без понятий или понятия без созерцаний; и в первом и во втором случае это
такие представления, которые не могут быть соотнесены ни с каким определенным
предметом.
Если кто-либо после всех этих разъяснений все еще не решается отказаться от чисто
трансцендентального применения категории, то пусть он сделает попытку построить из них
какое-нибудь синтетическое утверждение. В самом деле, аналитическое утверждение не
двигает рассудок вперед, и так как рассудок имеет дело лишь с тем, что уже мыслится в
понятии, то он оставляет нерешенным вопрос, имеет ли это понятие само по себе
отношение к предметам, или же оно обозначает только единство мышления вообще
(совершенно отвлеченное от того способа, каким предмет может быть дан); ему достаточно
знать лишь то, что содержится в его понятии, а вопрос, к чему само понятие может
относиться, не интересует его. Рассудок мог бы попытаться сделать это при помощи
синтетического и якобы трансцендентального основоположения, как, например, все, что
есть, существует как субстанция или как присущее субстанции определение, все случайное
ebooksa