спокойствия в какой-нибудь критике этого разума и в законодательстве, основывающемся
на ней. Так, Гоббс утверждал, что естественное состояние есть состояние несправедливости
и насилия и совершенно необходимо покинуть его, чтобы подчиниться силе закона, который единственно ограничивает нашу свободу так, что она может существовать в
согласии со свободой всякого другого и тем самым с общим благом.
К этой свободе относится также и свобода высказывать свои мысли и сомнения, которых
не можешь разрешить самостоятельно, для публичного обсуждения и не подвергаться за
это обвинениям как беспокойный и опасный [для общества] гражданин. Эта свобода
вытекает уже из коренных прав человеческого разума, не признающего никакого судьи, кроме самого общечеловеческого разума, в котором всякий имеет голос; и так как от этого
разума зависит всякое улучшение, какое возможно в нашем состоянии, то это право
священно и никто не смеет ограничивать его. Да и неумно кричать об опасности тех или
иных смелых утверждений или дерзновенных нападок на взгляды, одобряемые большей и
лучшей частью простых людей: ведь это значит придавать подобным утверждениям такое
значение, какого они вовсе не имеют. Когда я слышу, что какой-нибудь выдающийся ум
старается опровергнуть свободу человеческой воли, надежду на загробную жизнь и бытие
Бога, то я жадно стремлюсь прочитать [его] книгу, так как ожидаю, что благодаря его
таланту мои знания расширятся. Я заранее уже совершенно уверен, что он не решит своей
задачи, не потому, что я воображаю, будто я уже обладаю неопровержимыми
доказательствами в пользу этих важных положений, а потому, что трансцендентальная
критика, открывая мне все ресурсы нашего чистого разума, полностью убедила меня в том, что, так же как разум совершенно недостаточен для обоснования утвердительных
положений в этой области, точно так же и еще в меньшей степени он не способен дать